– Год начала Реформации в Европе, Лапкович?

Тот угрюмо посмотрел на Аркадия Леонидовича, отвернулся и произнес в сторону:

– Тысяча четыреста девяностый.

– Нет, не верно, вспоминайте! Остальные не подсказывают!

Рома медленно повернулся. Теперь он смотрел Аркадию Леонидовичу прямо в глаза.

– Мое мнение – тысяча четыреста девяностый.

– Я ценю ваше мнение, но оно неверное.

– Почему?

В классе мгновенно стихли все звуки: поскрипывание стульев, шорох ручек в тетрадях, перешептывание и даже, казалось, дыхание. Теперь атмосфера определенно стала предгрозовой.

– Потому что доктор богословия Мартин Лютер прибил к дверям виттенбергской Замковой церкви свои «Девяносто пять тезисов» тридцать первого октября одна тысяча пятьсот семнадцатого года, а отнюдь не тысяча четыреста девяностого. Устроит вас такой ответ на вопрос «почему», Роман? – спокойно ответил Аркадий Леонидович.

Рома пожал плечами:

– А откуда вы это знаете?

Прошелестел осторожный шепот. Теперь все повернулись и смотрели на Рому и на Аркадия Леонидовича – все, кроме троих: Даниил только еще глубже вжал голову в плечи, Женя и Макс сидели опустив головы. Сам Рома был похож на нахохлившегося воробья, который не желает отступить перед голубем, пытающимся отобрать у него хлебную крошку. «У парня что-то случилось, – подумал Аркадий Леонидович. – И серьезное». Но отступать было нельзя.

– Роман, я не хочу сейчас тратить общее время урока, посвящая вас в историческое источниковедение и рассказывая о том, откуда черпаю свои знания лично я. Для вас достаточно, что эта дата указана в учебнике.

– Ну и что? Учебник кто написал?

– Посмотрите имя автора на обложке.

– А ему деньги заплатили за этот учебник?

– Думаю, да.

– Ну вот, откуда вы знаете, может быть, ему заплатили, чтобы он написал про этот самый тысяча пятисотый или какой там еще год. А заплатили бы за другое, он бы иначе написал, разве нет?

– Роман… – предостерегающе начал Аркадий Леонидович, но парня уже явно несло.