– Поверь, Кирилл, поддержка близких порой творит чудеса. Артем должен поверить, что ты готов его выслушать без скепсиса и агрессии, только тогда он откроется. Я могу успокоить тебя в одном: твой брат не способен причинить кому-то насильственный вред. Разве что себе, и то ненамеренно.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся я. – Ненамеренно? Но все-таки может?

– Я про алкоголь, – уточнила Вероника. – Он замкнут и одинок, и все его сложности происходят именно отсюда. Нет общения, понимания, семьи, друзей, любимой девушки. Есть брат, но он смотрит на него, как на ошибку природы, которую необходимо воспитывать и исправлять.

– Воспитанием, по-моему, ты сейчас занимаешься, – нахмурился я. – Моим.

– Не могу понять, чего в тебе больше: упрямства, эгоизма или гордости? – иронично выдала Ника, вяло ковыряясь вилкой в своем салате. Я отпил большой глоток кофе, чтобы запить кусок брокколи. На вкус омлет оказался не хуже, чем на вид, но бекон или котлета не помешали бы.

– Перечисленные качества необходимы, чтобы чего-то добиться в жизни, – заметил я нейтральным тоном. Уверен, Веронике было, что ответить на мое заявление, но она не стала развивать тему. Ссориться и спорить не хотелось обоим.

Мы оба замолчали, сосредоточившись на еде, и периодически обмениваясь взглядами. Ника выглядела слегка задумчивой, погруженной в себя, а я не мог ни на чем сконцентрироваться и думал только о ней. Ее губах, голосе, фантастических глазах и шелковистых волосах; о нежной бархатистой коже и чувственных сосках, которые твердели под тонким халатиком каждый раз, когда я смотрел на них, словно жили свой собственной жизнью, отдельно от хозяйки. Доедая последние кусочки омлета, я пытался угадать, есть ли под халатиком Вероники трусики, или она надела его на голое тело?

Пополнив утраченные калории, я снова был готов заняться с доктором Божич частной практикой на кушетке. Или на кухонном столе. Даже ее спальня подойдет. В памяти всплыли ее хриплые «еще», и меня мгновенно коротнуло, словно от мощного удара током. Встало все, включая волосы на затылке. Даже вилка в руках затряслась. Она спокойно продолжала трапезу, рассеяно глядя перед собой, а я пялился на её оголённые до середины бедра ножки, виднеющуюся в вырезе халата ложбинку между двумя упругими мячиками, которые хотелось смять жадными пальцами. От возникших похотливых образов меня бросило в жар. Джинсы спереди распирало, на висках выступила испарина, мышцы напряглись до треска, до вздувшихся вен. Сердце бахало громче, чем орала автомобильная сигнализация за окном.

– Вкусно? – буднично спросила Ника, наконец-то вспомнив о моем существовании. Я не сразу понял, о чем речь, и голодным взглядом уставился на ее губы, которые Ника словно специально облизала кончиком языка.

– Вкусно, но мало, – севшим голосом произнес я, скользнув по ее телу тяжелым жаждущим взглядом.

– Добавки хочешь? – она с ироний приподняла изящную бровь, распрямляя плечи. Борта халата распахнулись шире, и я едва не застонал, заметив приоткрывшиеся коралловые сосочки. В голове гудело от пульсации крови, я почти не разбирал ее слов, угадывал по движению губ.

– Хочу, – хрипло выдохнул я. Вероника снова загадочно улыбнулась, грациозно встала со стула и ленивой сексуальной походкой направилась ко мне, развязывая поясок халата. Большего приглашения мне и не требовалось. К тому моменту, как она забралась мне на колени, я уже расстегнул джинсы.

Внезапное, мгновенное пробуждение. Я резко открыл глаза. Оцепенение нарастало стремительно, пространство вокруг дрожало, сужаясь и наваливаясь на меня неподъёмной тяжестью. Мелькающие по потолку угольные тени сливались в центре в пульсирующую клоаку, густыми кляксами стекающую по стенам. Мертвая мгла смотрела мне прямо в глаза, просачивалась внутрь, наполняя животным ужасом и осознанием собственной абсолютной беспомощности. Я остро чувствовал всё свое тело, пальцы рук и ног, подрагивающие веки, раздувающиеся ноздри, волосы, кожу головы, капли пота, стекающие по вискам, натянутые от напряжения сухожилия, окаменевшие мышцы, я чувствовал даже свое сердце, толчками разгоняющее кровь по венам. Я чувствовал все то, на что в обычном состоянии не обращал ни малейшего внимания.

Мое тело было живым, бесконечным, как космос, наполненным планетами и созвездиями, и тьма, распахивающая мне свои объятья, словно чёрная дыра неумолимо поглощала меня… Постепенно, частями.

Я обрывисто осознавал, что все еще находился в кровати рядом с безмятежно спящей Вероникой, я пытался сконцентрироваться на этой мысли, но она неуловимо ускользала под влиянием нарастающего монотонного звона, взрывающего новые волны панического страха. Шум, звон треск, а потом внезапная тишина.

Клубы белого пара вырывающиеся из обледеневших губ; рассеивающий мглу лунный свет и острый, колючий ледяной холод, впивающийся в кожу, пробирающийся до костей, до ломоты в конечностях и судорожной дрожи. Я больше не ощущал свое тело. Только онемение и пронизывающий холод внутри и снаружи. Биение сердца замедлилось, я не слышал его стук, никаких звуков. Убаюкивающая морозная тишина, обволакивающая, умиротворённая, священная. Я погружался в нее, как в единственное спасение из ледяной пустыни. Страх ускользал, оставляя ощущение покоя и безмятежности. Свет померк вместе с последним ударом моего сердца, и я полетел в заждавшуюся зловещую тьму.

– Кирилл! Очнись! Что с тобой? – в женском крике страх и паника, она трясла меня за плечи, ее волосы щекотали мое лицо. Я точно знаю, что от них пахнет жасмином. Я шевелил обмороженными губами, пытаясь дышать, но в моих легких застыл лед. Это больно. Чертовски больно.

По четвергам я замерзаю.