– Это похоть. Я не хочу так!
– А как ты хочешь? Скажи! Цветы подарить, в ресторан позвать? Я все сделаю. Клянусь! Хочешь, женюсь на тебе? – я бросался обещаниями, не думая, не вникая в смысл сказанных слов. Я готов был поклясться, чем угодно, лишь бы желанная до боли девушка перестала сопротивляться.
– Ты сумасшедший, – она снова дернулась, угодив локтями по моим ребрам.
– Я хочу, Ника, – процедил сквозь зубы, прижимаясь каменной эрекцией к ее бедрам. – Никого так не хотел. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты дала мне без истерик?
– У нас мало времени, – Ника отчаянно тряхнула головой. – Ничего не получится, Кирилл.
– С учётом моего состояния, мне хватит пары минут, – ухмыльнулся я, скользя пальцами по разбухшим влажным створкам и между ними, двигаясь глубже и быстрее. – И поверь, девочка, все получится.
– Я не … – она резко замолчала, выгнувшись и задрожав всем телом, прижала кулак к губам, чтобы не закричать от стремительного оргазма. Пока она приходила в себя, я расстегивал свои брюки. Стянул их вниз вместе с трусами и, шагнув назад, наклонил потерявшуюся в удовольствии девушку, вынуждая прогнуться и занять удобную для меня позу. Не теряя ни секунды, нетерпеливо приподнял ее бедра и рывком погрузился внутрь.
– Да, вот так, – с хриплым стоном я ускорил движения. – Хорошо, Ника. Как же хорошо… – по телу прошла волна мощного удовольствия, потом еще и еще одна, но это был не оргазм. Еще нет. – Хочу еще сильнее. Прости. …
Невыносимое, зашкаливающее наслаждение охватило все рецепторы и нервные окончания, пот стекал ручьями, я потерялся во времени и пространстве, настолько яркими и сокрушительными были ощущения. Прошибающее насквозь невыносимое удовольствие, плавящееся в каждой натянувшейся мышце тела, взрывающееся внутри огненными вспышками, языки которых прорывались наружу и плясали на обуглившейся коже. Теперь я понимал на собственной шкуре, что означает выражение «гореть от страсти» и не видел в этом ни грамма романтики. Острое удовольствие, граничащее с болью и ясным пониманием, что ни с кем и никогда подобного не повторится.
Мои бедра молотом бились о женские ягодицы, и Ника закричала, упираясь одной ладонью в полотно двери, другой хватаясь за ручку. Зарывшись пальцами в шелковистые волосы, я дёрнул ее на себя и врезался еще глубже, издавая утробный рык. Я впервые брал женщину с такой первобытной животной яростью, грубостью, словно голодный зверь, клеймящий свою самку.
Я кончил с пронзительным горловым стоном и острым ощущением, что наступил конец света, и меня разорвало ударной волной, но не боли, а ослепительной эйфории, перед глазами мельтешили искры света или блики огня. Мир, который, как мне казалось, я хорошо знал еще час назад никогда не будет прежним. Я не настолько примитивен, чтобы считать, будто причина переживаемых ощущений кроется в банальной сексуальной совместимости. В моей жизни было слишком много секса, чтобы я не понимал разницу, не чувствовал чёткую грань … и ее отсутствие. Ничего не осознавая, оглушенный и задыхающийся, я продолжал инстинктивно двигаться внутри ее тела, обхватывая одной рукой тонкую талию и рывком привлекая к себе.
Кажется, мы оба обессилено рухнули на пол. Я только на секунду закрыл глаза, собственнически прижимая девушку к груди, вдыхая запах ее удовольствия и моего освобождения. По телу вместе с удовлетворением растеклась тяжесть, оседая в мышцах, я хотел что-то сказать… очень важное, но мысль постоянно ускользала, язык онемел. Все произошло мгновенно: звуки исчезли, и свет погас, я перестал существовать, растворился, исчез; ни снов, ни мыслей, черная пустота…
Когда очнулся, Вероники Божич в квартире уже не было. А аромат жасмина остался, и спущенные штаны остались, как и стойкое ощущение, что я медленно, но верно схожу с ума.
Часы показывали шесть вечера, Артем по-прежнему сидел на диване и смотрел в одну точку. Я провел в отключке четыре часа. В горле пересохло, мышцы задеревенели от нахождения в одной позе на полу. Я не понимал, что происходит со мной, но страха и паники не было. Страшнее было выражение лица Артема: пустое, отсутствующее, жуткое в своей неподвижности. Я прошел на кухню, налил стакан воды, выпил залпом, потом наполнил снова, взял десертную ложку и вернулся в гостиную к брату. Я поил его как ребенка, маленькими глотками, с ложечки. В какой-то момент, мне показалось, что он посмотрел на меня, в синих глазах мелькнуло осознанное выражение и тут же погасло.
– Поговори со мной, Тём, – отставив стакан в сторону, попросил я, вглядываясь в застывшие черты. – Послушай, все можно решить. Мне нужно знать, что ты натворил, с кем связался. Тём, я вытащу тебя, только помоги мне. Я должен знать с чем сражаться. С кем воевать. Мне необходима цель, брат.
Мой мобильник разразился резкой трелью где-то в прихожей. Я вздрогнул от неожиданности, а Артем – нет. Тряхнув головой, я поплёлся на поиски телефона.
Звонил Ванька Юматов. Он вернулся из командировки и уже ехал ко мне. Я как-то сразу воспрял духом, услышав голос адекватного, а, главное, живого друга. Пока он добирался, я успел покормить Артема жидкой манной кашей, которую научился варить еще в детстве, а потом укрепил навык приготовления каш (правда, на воде) в армии. А что будет, если он захочет в туалет; невольно закралась в голову житейская, такая насущная мысль. Додумать не успел, сработал видеофон известив, что Юматов уже подъехал.
Я закрыл дверь в гостиную и дождался Ивана в прихожей. И когда тот вошел, первое, что бросилось в глаза – одутловатое красное лицо Юматова. Мне показалось, он заметно прибавил в весе за те дни, что мы не виделись, или я просто не обращал внимания на растущее брюхо исполнительного директора охранного агентства «Зевс». Ванька, как и Стас, работал раньше со мной в органах и уже тогда злоупотреблял пончиками и гамбургерами.
– Красный, как помидор. С похмелья? – спросил я. Иван отрицательно мотнул головой, скинул ботинки, всучив мне бумажные пакеты из Макдональдса. Неприятно пахнуло фастфудом, и я поморщился.
– Не, отдышка измучила, жара еще на улице. Не продохнуть, – пожаловался Юматов, проходя за мной на кухню.