Я не верю в мистику, магию и прочую чушь. За любым событием, даже самым необъяснимым, стоит человек. Все преступления совершаются людьми. Иногда психически нездоровыми людьми, чьи методы и действия сложно подвергнуть логике. Я не сомневался, что происходящее безумие на самом деле чья-то жестокая игра. Изощрённая и хитроумная. И чтобы понять, кто решил сыграть со мной не по правилам, мне необходимо выяснить мотив, конечную цель. Но вся проблема в том, что я понятия не имею, как это сделать. Единственный, кто может ответить на мои вопросы – младший брат, но он внезапно вообразил себя двадцатилетним юнцом.

Я вернулся домой с твердым намерением разговорить Артема. Я не верил в его внезапную амнезию и после ухода Вероники собирался взяться за него вплотную. Он заговорит или отправится в психушку, третьего не дано. Да, жестко, но обстоятельства вынуждают.

Вероника вышла в прихожую, услышав хлопок двери. Бледная, уставшая, с встревоженным выражением лица. Волосы растрепались, под глазами залегли тени усталости, но даже измученная Ника Божич влияла на меня, как инъекция адреналина, вызывающая всплеск нездоровой энергии. Нездоровой, потому что потратить избыток сил хотелось вовсе не на рабочий или умственный процесс, а на гораздо более низменные потребности. Ей даже говорить ничего не пришлось, я сразу понял, что произошел очередной «геморрой». Верника кивнула в сторону гостиной и молча последовала в указанном направлении. Разувшись, я пошел следом. В комнате, залитой солнечным светом царила гробовая тишина. Противоестественная. Я живу один и привык к отсутствию лишних звуков; телевизор не смотрю, к музыке равнодушен, но никогда еще тишина не казалась мне такой зловещей. Звук собственных шагов вызвал мурашки по коже.

– Что с ним? – спросил я, глядя на неподвижно сидящего на диване Артема с остекленевшими глазами и расфокусированным взглядом. Я видел его в подобном состоянии только один раз, но тогда он находился под кайфом. – Он что-то принял? – я присел перед братом на корточки и махнул рукой напротив его лица. Реакции не последовало. Внешне он выглядел расслабленным, грудная клетка поднималась и опускалась при дыхании, моргание присутствовало. Я хлопнул в ладоши, но Тёма даже не вздрогнул.

– Я все время находилась рядом. Артем ничего не принимал, – слегка оскорблённым тоном заверила меня Ника.

– Тогда почему он выглядит, как живой труп? – не сводя взгляда с застывшего лица, уточнил я.

– Это состояние называется диссоциативное расстройство, – сдержанно ответила Вероника.

– А если по-простому? – Я выпрямился и посмотрел на девушку. Она тяжело вздохнула и открыла окно.

– Свежий воздух ему необходим, – пояснила свои действия ровным тоном. – Ступор, обездвиживание, – продолжила, разворачиваясь ко мне и опираясь спиной на подоконник. – Длиться может от нескольких минут до нескольких часов.

– А мне с ним что делать? – растерянно пробормотал я, тоже ощущая, что вот-вот впаду в точно такой же ступор и обездвиживание. А, может, и правда? Сбежать от всех проблем в вымышленный мир? – Ты же врач, откачай его как-нибудь!

– Покой и наблюдение. Пугать его, хлопать, пытаться растормошить, не стоит, – Ника бросила на меня строгий взгляд, когда я в очередной раз щелкнул пальцами перед лицом брата.

– Может, все-таки лучше доставить его в клинику? – озадачено потерев переносицу, спросил я. Предложенный вариант казался резонным и логичным. – Пусть проведут обследование, выявят причины, – продолжал рассуждать я.

– Кирилл, причины я и так тебе скажу. – По хмурому выражению лица Вероники я понял, что она не восторге от моего предложения. – Стресс, психические травмы, недостаток внимания…

– Что за чушь? Какие у него могут быть психические травмы? – раздраженно бросил я, складывая руки на груди.

– Ты в курсе, что недавно Артема уволили из газеты, где он проработал много лет?

– Нет. Мы встречались около месяца назад, – ответил я, чувствуя, как кровь ударила в лицо, Черт, мне целую вечность не было стыдно. – Он ничего не говорил.

– А ты спрашивал? – осуждающий взгляд Вероники только добавил дров в топку проснувшейся совести. – Уверена, ты гораздо больше знаешь о своих приятелях, любовницах и деловых партнёрах, чем о жизни и проблемах собственного брата.

– Слушай, не надо со мной разговаривать в таком тоне, – неожиданно разозлился я, вспомнив, как обстояли дела в действительности. – Артем сам не горел желанием общаться. Я всегда звонил первым и заботился о нем. Именно я вытащил его, когда он подсел на наркоту, оплатил лечение и вернул в университет. Черт, я каждый месяц переводил ему деньги, потому что знал, какие гроши он получает в редакции. Я отказался от своей доли в родительской квартире, но до сих пор оплачиваю коммунальные услуги. А что получил в благодарность? Этот засранец втихаря продал квартиру, ввязался в сомнительную историю, нажрался до отравления, а теперь, бл*дь, он в ступоре. Удобная позиция. Можно я тоже убегу от всех проблем, притворившись невменяемым? Вдруг прокатит? Еще и пожалеют?

– Кирилл, я говорила и повторюсь: Артем не симулирует. Я думаю, причина его состояния кроется гораздо глубже, чем в желании избежать ответственности за какие-то свои действия. И ты знаешь, что на самом деле произошло, – проницательный осуждающий взгляд Вероники Божич вызывал стойкое желание отвернуться, но я выдержал натиск. Ненавижу, когда мне пытаются залезть в голову, а Ника сейчас делает именно это. Я понимаю, куда она ведет, говоря о зарытых глубоко причинах. Если позволю продолжить, то Вероника затронет тему тяжелого детства и запоёт ту же песню, что и Стас: «ты не должен был оставлять брата после гибели родителей». Черт, Артем был совершеннолетний. Не младенец. Почему никто не видит очевидных вещей?

– Понятия не имею, – тряхнул головой. Убрал руки в карманы, плюхнувшись на диван рядом с братом. – Что прикажешь делать? Сидеть тут и ждать пока он отморозится? – вопросительно посмотрел во вспыхнувшие негодованием глаза.