Книги
Кто стоял за декабристами
Еще один бунт произошел в военных поселениях вокруг Старой Руссы. Строевые войска отсюда ушли на войну, остались только резервные и «военно-рабочие» батальоны (занятые на ремонте дорог, сенокосах и других работах). 22 июля здесь тоже начались поиски «отравителей». К солдатам присоединились горожане, разбили кабаки, перепились. Перебили врачей и фельдшеров, полицмейстера, старого генерала Мевеса, еще нескольких офицеров и унтер-офицеров. Прибыл генерал Леонтьев с несколькими батальонами, прекратил беспорядки, но мятежники растеклись по деревням, поднимали соседние военные поселения и снова нахлынули в Старую Руссу.
Леонтьев не решился стрелять в людей, и они учинили новое побоище – при этом погиб сам Леонтьев, генерала Эмме тяжело ранили. Бунт продолжался больше двух недель. Пришлось собирать надежные войска, подавлять сурово. 6 августа в Новгород приехал царь, проверял гарнизон, говорил перед одумавшимися бунтовщиками. Лишь 7 августа верные государю части снова заняли Старую Руссу, а 8 августа рассеяли огнем бесчинствующие толпы. Расследовали, судили 3 тысячи человек. Зачинщиков били кнутом и отправили на каторгу, остальных пороли розгами, шпицрутенами, рассылали в арестантские роты или в сибирские гарнизоны.
А война тем временем продолжалась. 25 июня в армию прибыл новый главнокомандующий – Паскевич. У него собралось 50 тысяч штыков и сабель. Ждали прибытия еще 14 тысяч. У Скржинецкого оставалось 40 тысяч, и для пополнения войск поляки объявили поголовное ополчение. Паскевич решил действовать так же, как намеревался Дибич. Перейти за Вислу и штурмовать Варшаву с западной стороны. Пункт переправы он выбрал подальше от польской армии, местечко Осек возле прусской границы. А на левом берегу для прикрытия оставил отряд генерала Головина – 5,5 тысячи солдат.
Скржинецкий попытался сорвать переправу таким же образом, как уже сорвал переправу Дибича. Разгромить части прикрытия и ударить русским по тылам, заставить вернуться. Он вывел из Варшавы лучшее ядро своих полков, но повторения прежнего сценария не получилось. Головин оказался готовым к таким действиям неприятеля. Едва на него вышла польская армия, как он сам бросил свой отряд в атаку. Врагов было вчетверо больше, но русские навалились на них неудержимо и дружно. Потеряли в сражении около тысячи убитых и раненых, но неприятеля отбросили и прогнали. Отвлечь Паскевича от переправы не удалось. Вернувшись в Варшаву, Скржинецкий намеревался идти навстречу ему, но узнал, что русские уже на правом берегу и быстро приближаются к польской столице. Передовые отряды врагов, пробовавшие задержать их, сбивали с ходу.
Скржинецкий подал в отставку. А настроения в Варшаве царили нервные, взвинченные. Этим решили воспользоваться польские якобинцы, «Патриотический клуб», чтобы перехватить власть. Возбуждали народ слухами об «измене», «шпионах». По требованиям «патриотов» правительство арестовало ряд начальников, потерпевших поражения, – генералов Янковского, Бутковского, еще нескольких генералов и полковников. По обвинениям в шпионаже схватили жену русского генерала Базунова, камергера Феншау (он действительно был шпионом, но польским – приставленным к Константину). А при известии, что русские уже за Вислой, «патриоты» спровоцировали бунт. Толпа ворвалась в тюрьмы и растерзала всех арестантов, 33 человека. Однако генерал Круковецкий, определенный новым главнокомандующим, разогнал мятежников войсками. «Патриотический клуб» закрыл, четверых участников беспорядков повесил.
7 августа русская армия обложила Варшаву. На правом берегу – основные силы Паскевича, на левом, у Праги, подошел корпус Розена. Вместе – 71 тысяча солдат, 360 орудий. У поляков было 50 тысяч, 200 орудий. На военном совете мнения неприятельских генералов разделились. Круковецкий предлагал вывести все силы в поле и дать сражение, Уминский – ограничиться обороной, Дембинский – всей армией прорываться в Литву. Приняли второй вариант. С запада Варшаву прикрывали две линии укреплений. Внешняя опиралась на мощный форт Воля, внутренняя – цепь редутов в километре от нее. Розену Паскевич приказал штурмовать Прагу, если для этого сложится благоприятная ситуация. Но поляки такой вариант парализовали, выслали на Розена всю свою конницу.
25 августа загрохотала русская артиллерия. После бомбардировки ринулась в атаку пехота. За редуты первой линии закипели рукопашные. Дольше всех отбивался форт Воля. На предложение сдать его комендант Савинский ответил, что потерял ногу в Бородинском сражении, «и я теперь не могу сделать ни шагу назад». Он погиб в схватке, форт взяли. Поляки предпринимали контратаки, их отражали огнем, встречными штыковыми. А Паскевич перенес свой штаб в Волю, приказал переместить артиллерию и открыл бомбардировку второй линии.
Взятие Варшавы армией Паскевича
В Варшаве заседал сейм, но переругался между собой. Депутаты оскорбляли друг друга, обвиняли Круковецкого и правительство в измене. А русская армия в ночь на 26 августа, как раз в годовщину Бородинской битвы, тремя колоннами стала выдвигаться для нового штурма. Поляки выплеснулись в общую контратаку – их расстреляли картечью. И следом наши полки с музыкой ринулись вперед. Дрались опять жестоко, даже Паскевич был ранен в руку, но и второй линией укреплений овладели. После этого появился парламентер от Круковского, передавшего, что он получил полномочия на подписание капитуляции.
В город отправился генерал Берг, принявший этот акт. Но сейм его не утвердил, принялся спорить об условиях. Тогда Круковский махнул рукой на грызущихся депутатов. Сказал, чтобы сами спасали Варшаву, «а мое дело – спасти армию». Он собрал оставшиеся 32 тысячи солдат и увел из города за Вислу. Хотя спорить-то было уже не о чем. Варшава открыла ворота, следующим утром в нее вступили русские. Паскевич доложил Николаю: «Варшава у ног Вашего Величества». Гонца, чтобы вручить эту реляцию, он выбрал символического, ее доставил в Петербург Александр Суворов, внук непобедимого полководца. Паскевич за эту победу получил титул князя Варшавского, был назначен наместником Польши.
А остатки войск Круковецкого, рассыпаясь в беспорядке, ушли в Пруссию, где были разоружены. Конница предпочла спасаться в Галиции и сдаться австрийцам. Последними держались крепости, так легкомысленно сданные без боя Константином Павловичем, – Модлин и Замостье. Но помощи ждать им было больше неоткуда. Модлин капитулировал в конце сентября, Замостье – в октябре. В своем Манифесте царь объявил: «Возженная изменой война прекратилась».
ГЛАВА 21. ФИНАЛ БУКЕТА ЗАГОВОРОВ – С ИСТОРИЧЕСКИМ МНОГОТОЧИЕМ…
Польские революционеры были полноправными соучастниками целого букета заговоров, обычно именуемых «декабристскими», и готовившихся взорвать Россию, обрушить ее в хаос. И третий, польский акт подавления этих гнойников стал самым жестоким и кровавым. Потери самих поляков составили около 40 тысяч убитых и раненых, русских – 23 тысячи (вместе с ранеными).
Однако Николай I отнесся к побежденным очень милостиво. Можно даже сказать – с редкой, исключительной милостью. Не было массовых репрессий, не назначались контрибуции. Пленных, взятых в боях, с оружием в руках, распределяли служить по русским войскам. Капитулировавшие части распускали, солдат по домам, офицерам царь велел свободно давать паспорта для выезда за границу. Арестовали только политических противников, заправлявших в руководстве восстания, редакторов революционных газет и журналов. Но и они вскоре очутились за рубежом.
Царское правительство закупило на Украине огромные гурты скота, направило в Польшу запасы хлеба. Нуждающимся раздавали продовольствие безвозмездно, голода в разоренной стране не допустили. Мирные граждане, сохранившие верность царю или хотя бы нейтралитет, не участвовавшие в мятеже, получали компенсации за утраченное в войне имущество, для этого из казны были выделены солидные средства. Но саму Польшу за коварство и неблагодарность Николай наказал.
Название царства Польского было сохранено, но конституцию царь упразднил, вместо нее издал Органический статут. Польша признавалась нераздельной частью Российского государства, лишалась сейма, отдельной армии и валюты. Вместо воеводств учреждались обычные губернии, как в России. Не ценили дарованную автономию, ее и не стало – сами виноваты. В Варшаве была построена цитадель на 6 тысяч солдат. На краю города, чтобы держать его под контролем. На охрану польской границы были выдвинуты казачьи полки. Варшавский и Виленский университеты, превратившиеся в эпицентры революционной заразы, были закрыты. Упразднили и польскую кадетскую школу, ее воспитанников перевели в российские кадетские корпуса.
Подавление восстания в Польше способствовало стабилизации и по всей Европе. Пожар отсюда не смог распространиться на польские области в Пруссии, на австрийские Галицию и Венгрию. После этого притихли и немецкие, итальянские революционеры. Хотя в международных закулисных игрищах мятеж в Польше выполнил определенную роль. Отвлек на себя русские войска, срывая поход на Бельгию. Впрочем, этот поход все равно не состоялся бы, даже без восстания!
Потому что кардинально изменилась позиция Николая I и его международная политика. Если в октябре 1830 года он выражал готовность схватиться с «якобинцами всех государств», то уже к концу года партнеры по Священному Союзу опять показали свою ненадежность. Ловить рыбку в мутной воде вокруг Бельгии взялась Англия. Она очень солидно приложила руку к организации здешней смуты. Делала это из собственных соображений, но никак не желала, чтобы революционная Бельгия досталась революционным французам. В декабре 1830 года лорд Палмерстон созвал Лондонскую конференцию, где жонглировал лозунгом «права наций на самоопределение» и ратовал за независимость Бельгии. К англичанам присоединилась Пруссия, вроде бы ближайшая союзница русских. При этом дала понять: даже в случае нападения французов на Австрию она окажет только «моральную поддержку».
Тогда и австрийцы, звавшие Николая в поход, сами отказались от военных действий. Вместе с Пруссией поддержали англичан, признали независимость Бельгии – и опять даже без консультаций с Россией. Царь осознал: никаких высоких идеалов Священного Союза больше нет. Все манипулируют договорами только ради собственных выгод. Николай указал, что в таких раскладах «Россия никогда не принесет в жертву ни своих денег, ни драгоценной крови своих солдат». Как раз в это время, в конце 1830 – 1831 году, он повернул от «паневропейской» политики Александра I к политике национальной, руководствуясь сугубо российскими интересами. Николай Павлович приходил к выводу, что такой поворот «ставит нас в положение новое, одинокое, но, я осмелюсь высказать это, положение почетное и достойное нас» [100].
Дальнейший спор вокруг Бельгии усугубился метаниями и виляниями нидерландского короля Виллема. Избегая столкновения с 50-тысячной французской армией, он и сам признал Бельгию! Но отвергал решения Лондонской конференции о границах, спорил, тянул время. Становилось ясно, что он надеется на большую общеевропейскую войну, где чужой кровью ему обеспечат нужные владения. Тогда и проявилась национальная политика Николая. Было принято положение, что «голландско-бельгийский вопрос» не состоит «ни в каком непосредственном прикосновении к выгодам и пользам России». Наша страна выступила посредником, предложив Виллему склониться к компромиссам. Когда он отказался, Россия присоединилась к Англии, Пруссии и Австрии для урегулирования конфликта.