Книги

Кселуча и другие фантазии

22
18
20
22
24
26
28
30

Антонелло, приоткрыв занавеску каюты, склонился над гробом; он был всего в десяти ярдах впереди. Он уже приладил крышку на место; молоток и гвозди были наготове, но при воспоминании о бриллианте его вновь одолело искушение. Он боялся и помаргивал крысиными глазками. Он был человеком очень нервным, этот Антонелло, вечно дрожал и верил во всеведение его превосходительства — а в приказаниях его превосходительства ни слова не было сказано о бриллианте. Что будет, если узнают о его самоуправстве? Антонелло с крайней осторожностью сдвинул крышку. Затем ему пришла в голову мысль, что тело можно бросить в воду, скрыв тем самым все следы кражи; подхватив труп под мышки, он установил его в полусидячем положении и задумался. В это мгновение его лодка прошла под фонарем и Бранд, находившийся достаточно близко, узнал роскошную гондолу Бельведеры и обитую бархатом каюту с золотыми инкрустациями. Антонелло, сжимая бриллиант в руке, в свою очередь выглянул из каюты и увидел две гондолы; решив, что это преследователи, он с виноватым трепетом бросился к гондольерам, приказывая им грести во всю мочь ради его превосходительства. Сердце Бранда тем временем терзали тысячи сомнений. Неужели она там? в беде, в опасности? от кого она спасается? что делает здесь — и сейчас? И если он тайком проберется на ее гондолу, не подвергнет ли он опасности себя? Он кинулся на корму и, осыпая своих людей щедрыми посулами, стал уговаривать их догнать плывущую впереди гондолу, испытывая двойственную дрожь нетерпения от сознания угрозы позади и обещания встречи впереди. Три изящных гондолы, легких, как жизнь, неслись словно стрижи над потревоженными водами.

О, Венеция! Безмолвная Сахара красоты! Каналаццо[180] был пуст; лишь где-то далеко изредка вспыхивала на миг лампа гондолы, исчезая в пространстве воздуха и воды, как метеор в космической пустоте. Они мчались мимо бледных старинных дворцов, мавзолеев восточной славы с золочеными и крашеными фасадами, с башенками, арками и куполами; фонари отбрасывали на воду длинные темно-малиновые потоки света, а фосфорические взмахи весел далеко позади расходились по воде кругами, лениво разбивавшимися о мрамор лестниц, колонн и стен; повсюду вокруг, до древних звезд небосвода, царило полнейшее одиночество, тишина мрака, и только странные заунывные вопли гондольеров, извещавших на поворотах встречных о своем приближении, нарушали молчание. Первая гондола словно изогнулась, как живое существо, сворачивая в паутину узких и совершенно темных каналов; лишь здесь и там струились по воде отблески редких угловых фонарей. У одного из них Бранд, пригнувшийся на носу, легко перепрыгнул на корму передней гондолы, в то время как Антонелло, прятавшийся за каютой, ощутил легкое сотрясение и тотчас в смертельном страхе соскользнул в воду с бриллиантом в руке. Каюта в форме катафалка скрывала Бранда от гондольеров Антонелло, но его собственные люди в ожидании прыжка перестали грести — и сбиры уже их настигали. Он проскользнул в каюту Бельведеры и, едва различая в темноте полулежащую фигуру, забормотал: «Любимая, во имя всего свято…» и порывисто наклонился вперед. Тут же он отпрянул и ахнул. Опять это тело — и здесь, в гондоле Бельведеры! Мысль о том, что она может быть хоть как-то замешана в темных делах своего дяди, вызывала у него тошноту; усилием воли он подавил подозрение. Но как оказался здесь этот труп? Много времени на раздумья ему не представилось: гондола пронеслась мимо коричневого, мавританского по виду здания с глухими стенами, за исключением одного ряда окон у самой крыши, стоявшего на пересечении двух каналов, повернула и остановилась у бокового причала. Бранд вскочил и увидел трех человек в освещенном дверном проеме; к каюте приближались два гондольера, собиравшиеся помочь Антонелло выгрузить гроб. Они в изумлении уставились на Бранда. Один из гондольеров закричал:

— Да ведь это иностранец! Он убил малыша Антонелло и бросил тело в воду — видите, на нем кровь!

— Вы, идиоты! — начал было Бранд, но остановился, заметив в дверях знакомого ему синьора. Это был Рональдо, явившийся во дворец после убийства Брешии. Рональдо вздрогнул, внезапно увидев перед собой Бранда, но сразу успокоился и что-то шепнул остальным. Они двинулись вперед и быстро вытащили Бранда на причал. Его британские кулаки замелькали в воздухе, но к тому времени, когда сражающиеся достигли дверного проема, он уже лежал лицом вниз, а руки его были по локоть связаны за спиной веревкой, которую раздобыл Рональдо. Бранда затащили в ближайшее помещение и заперли за ним дверь.

Тем временем оба гондольера вошли в каюту, вернули труп за место, поспешно задвинули крышку и с трудом понесли эту ношу в комнату Али, расположенную на верхнем этаже. Когда они вернулись к гондоле, Рональдо протянул им записку.

В половине третьего Мауро Беллини, все еще расхаживавший взад и вперед по залу, прочитал записку Рональдо. Бранд был жив, но находился под замком в Красном дворце; Рональдо ждал указаний. Увядшее лицо Беллини вспыхнуло от ярости.

— Эти тупые рабы! — пробормотал он. Произошла ошибка — и рухнул весь замысел. Не помня себя от гнева и презрения, охваченный злобой, он написал в ответ: «Пытка страхом до четырех; после я лично прибуду во дворец».

Половина третьего! Бельведера, бледная, с плотно сжатыми губами, сидела и ждала в комнате Брешии, положив ладонь на гибкое бедро. «Брешия не пришла», — сказала себе она. Затем, полная энергии и воли, она выскользнула наружу, побежала и на темном берегу канала села в наемную гондолу. Она добралась до арки близ Санта-Марии и увидела кровь. Ее или его? Она чуть не упала в обморок; затем, решительно повернувшись на высоких каблучках, вернулась в гондолу и назвала гостиницу Бранда. И там его не было!

— Я должна найти его, — сказала она.

Вскоре Бельведера стояла в убогой квартирке, а перед ней стоял горбун.

— Ты должен найти его, Паоло. Мне кажется, ты для этого достаточно умен.

Склонив голову, горбун кивнул. В глазах его светилось преклонение — преклонение влюбленного.

— Понимаешь, Паоло, он мертв или находится в большой опасности. Разошли по городу моих друзей — и своих; пусть ищут везде, пусть обыщут все потайные места. Я буду ждать одна в Палаццо Кальво. Пусть сразу же докладывают мне любые новости. Я все для тебя сделаю — все, что угодно, обещаю, Паоло — если ты добьешься успеха.

Через двадцать минут двадцать человек проворно прочесывали Венецию в поисках Бранда.

И однако, пытка страхом! это было достаточно тяжелое испытание. Бранд, видя, что сопротивление бесполезно, с совершенным презрением вышел из своей темницы и зашагал перед тремя тюремщиками на верхний этаж. Его заперли в просторной круглой комнате, освещенной скупым светом лампы. В комнате размещалось одно из фасадных окон, выходившее на канал и застекленное сплошным стеклом заподлицо со стеной. Стена, казалось, была обита потускневшей медью. На грязном полу валялись три старых сапога и бутылка из-под вина. Рядом с дверью — единственное подобие мебели — матрас; а на нем снова гроб Брешии. Это была комната Али, одна из старых пыточных камер инквизиции.

Откуда-то — казалось, сверху — донеслось щелканье; подняв голову, Бранд увидел, что весь куполообразный потолок был усеян множеством продолговатых щелей, маленьких черных отверстий, прорезанных во всех направлениях; и некие предметы, подвешенные на струнах в каждом из этих отверстий, медленно раскачивались из стороны в сторону, как маятники. Его, неведомо почему, пронзил острый страх. Спустя десять минут он понял причину своего страха: воздух наполнился слабым свистом. Бранд заметил, что качающиеся струны начали удлиняться и что на концах их были подвешены массивные свинцовые шары. Кровь застыла в его жилах: это была ужасная и медленная смерть. Он стоял, запрокинув голову, и с восторгом ужаса глядел на приближающиеся шары, неотвратимые, как судьба, на их все усиливающийся размах и стремительность; казалось, их были тысячи, и они быстро рассекали воздух во всех направлениях — но адское устройство было так хорошо продумано, что они ни разу не столкнулись друг с другом. Бранд словно пережил целый век страданий, прежде чем уклонился от первого шара; комната превратилась в бедлам шипящей смерти; и через минуту Бранд уже нырял, метался, увертывался со связанными руками, с ловкостью клоуна и глазами безумца, от сложного полета и вездесущего бедствия мчащегося свинца.

Гонцы, один за другим, прибывали к Бельведере в Палаццо Кальво, сообщая, что поиски были безуспешны.

Бранд споткнулся и упал лицом вниз в ожидании смертельного удара, но внезапно шипение прекратилось, раздался грохочущий звук, и шары быстро ушли в потолок. Некоторое время он лежал, задыхаясь, но вскоре в удивлении вскочил. Теперь он заметил, что нижняя часть медной стены состояла из многочисленных арок и что под каждой из них, глубоко в толще стены, стоял на низкой медной платформе медный пес. Услышав вокруг себя какой-то шум — будто кто-то заводил тысячу часовых механизмов — Бранд прыгнул вперед; в следующую минуту его окружило низкое рычание разъяренных собак. Из каждой арки, кроме трех у постели Али, выскочил на конце медного прута лязгающий зубами пес. Крошечные колесики, на которых покоились их основания, были искусно приспособлены к материалу пола и в точности имитировали волчье рычание. Псы рванулись вперед, затем назад, после еще дальше вперед, снова отступили с непрерывным глухим рычанием, щелкая косо поставленными медными зубами. Эта старинная и некогда излюбленная пытка инквизиторов была известна Бранду; прочитанное в книгах заставило его вспомнить о центре комнаты — в надежде, что там он может оказаться в безопасности; однако собаки, как он теперь видел, не бросались симметрично к центру помещения, а носились по всей комнате в исчисленном хаосе невообразимо спутанных траекторий. Псы были разных размеров, и зубы некоторых щелкали у его пояса; если бы им удалось вцепиться ему в ноги, они разорвали бы их на куски. Бранд решил было лечь на пол, но тотчас сообразил, что будет мгновенно раздавлен обезумевшими механизмами. С последней надеждой он повернулся к постели, но путь к отступлению был уже отрезан; тяжело дыша открытым ртом, безрукий, он метался и прыгал, теряя рассудок, среди них, над ними, вокруг них. Мир, казалось, был полон слепых и ужасных зубов, грохота и рева этого жуткого бешенства. Он прыгнул влево, в левую ногу его впились зубы, и он упал без чувств среди собак.

В половине четвертого Бельведера уже мчалась от Кальво к жилому дворцу; за ее гондолой следовала еще одна — в ней сидели семеро вооруженных людей. Ее посланцам не удалось найти Бранда. В передней она потребовала встречи с Беллини.

Старик вызвал Дандоло, что-то торопливо шепнул ему и громко велел впустить синьорину.