Книги
Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники
Вероятно, из всех, кто сопровождал императора в этих бесконечных поездках, максимум сочувствия заслуживает Бертье, единственный, кого повелитель брал к себе в экипаж. Езда часто продолжалась всю ночь, и сиденье Наполеона превращали в раскладную кровать, на которой он спал здоровым сном ребенка. Но сиденье Бертье не было приспособлено для сна. Ему приходилось сидеть, сколько бы времени ни продолжалась поездка, но, впрочем, может быть, начальник штаба и не нуждался в сочувствии. Александр Бертье трясся на дорогах Европы и Ближнего Востока рядом с Наполеоном семнадцать лет, и, если это занятие иногда утомляло его, он никак этого не показывал. В любое время дня и ночи его костюм был безупречен. И если его спросить о силе и положении любой дивизии Великой армии, он отвечал, не заглядывая в официальные рапорты, хранившиеся в экипаже. Наполеон и даже дорожная карета Наполеона вошли в легенду, но его Санчо Панса еще ожидает справедливого суда истории.
Обе стороны бессовестно воспользовались перемирием для усиления своих армий, но похоже, Наполеон оказался более энергичным. Теперь в его распоряжении находилось около 400 тысяч человек, расквартированных на левом берегу Эльбы, в том числе не менее 40 тысяч кавалеристов. Он также собрал более 1200 пушек, и эти цифры не учитывают гарнизонов крепостей в Польше и Пруссии.
Но, невзирая на это, противостоящие ему силы были колоссальными. В трех армиях союзников числилось почти 200 тысяч русских, около 150 тысяч пруссаков и 40 тысяч шведов, а также сильная ракетная батарея Конгрива — сравнительно новое оружие, обслуживавшееся английским персоналом. В Чехии находилось 120 тысяч готовых к бою австрийцев, но истинная сила союзников заключалась в их гигантских резервах. Если бы дело приняло плохой оборот, они могли бы призвать еще полмиллиона рекрутов, в то время как Франция была обобрана почти начисто, и замену имеющимся войскам взять было неоткуда. Трое самодержцев — царь Александр, Фридрих Вильгельм Прусский и Франц Австрийский — находились на юге вместе с армией Шварценберга, и в грядущих сражениях их присутствие оказалось для этого генерала помехой. На Инне и Изонцо в Италии стояла новая армия Эжена Богарне, следя за крупными австрийскими силами, готовыми пресечь любой ее возможный ход.
Как обычно, Наполеон решил вести наступательные действия. Инстинкт игрока снова убеждал его нанести удар по силам союзников, пока те не попытались объединиться. Успех зависел от давно достигнутого французами превосходства в мобильности и умении перехватить инициативу.
Планы императора заключались в ведении оборонительных операций на юге с одновременным наступлением на севере с опорой на Гамбург, где надежно укрепился его самый надежный помощник, маршал Даву. В самом Дрездене и вокруг император разместил корпуса Вандамма, Виктора, Нея, Лористона, Мармона, Макдональда и Сен-Сира, а также гвардию и четыре кавалерийских корпуса. На севере Удино должен был наступать на Берлин, рассчитывая на поддержку Даву из Гамбурга. Для выполнения этой задачи Удино были переданы корпуса Бертрана и Рейнье и один кавалерийский корпус. Главной целью Наполеона в этих оборонительных операциях на юге и энергичной атаки на севере было заманить русских и пруссаков подальше от центра союзных позиций и изолировать их от Австрии. Если бы Удино выиграл битву под Берлином, основная имперская армия могла бы вторгнуться в Австрию и за неделю вывести эту страну из игры.
Блюхер нарушил условия перемирия, еще до его окончания атаковав силы Нея. Узнав, что от армии Блюхера в Силезии отделился крупный корпус русских, Наполеон внес некоторые изменения в свой первоначальный план и решил атаковать «этого свихнувшегося старого прусского драгуна», прежде чем Австрия сможет серьезно угрожать его правому флангу в районе Дрездена. С этой целью он стремительно двинулся вперед, приняв все возможные меры к защите Дрездена — жизненно важной базы для намеченной кампании.
Он устремился через старое поле битвы при Баутцене в Герлиц, но, какой бы колоссальной ни была скорость передвижения, она оказалась недостаточной. В Герлице Наполеон получил подтверждение, что отделившийся 40-тысячный корпус русских возвращается на соединение с Чешской армией, а это могло означать только то, что неминуем сильный удар по Дрездену. Император со своей обычной гибкостью воспользовался сложившейся ситуацией, решив повернуть на юг и двинуться на Циттау, надеясь ударить наступающую австро-русскую армию по флангу, но, узнав, что ему навстречу идет Блюхер, снова передумал и прошел еще сорок миль на восток до Лоуэнберга. Перспектива превосходящими силами разбить Блюхера казалась превосходной, и несомненно, что старого воина ждало бы жестокое поражение, если бы не его строгая приверженность плану, принятому в штабе союзников, а именно — не принимать боя с Наполеоном, находясь в одиночестве. Как только стало известно о приближении императора, Силезская армия развернулась и стала отходить с максимально возможной скоростью в направлении Яуэра.
Затем прибыли донесения, заставившие французов совершенно изменить весь план кампании в центре. За двадцать лет войн с Наполеоном австрийцы осознали важность быстрого передвижения к намеченной цели. В императорский лагерь один за другим мчались курьеры от держащего оборону Сен-Сира, который с 30-тысячным войском удерживал Дрезден с населением 60 тысяч человек. На город со страшной мощью напирала вся австрийская армия, усиленная 40 тысячами русских.
Оставался единственный выход. Макдональду было приказано гнаться за Блюхером, а остальная часть Великой армии сделала поворот кругом и поспешила на защиту Дрездена.
Это произошло ранним утром 25 августа, всего через десять дней после начала кампании, а через три часа гвардия и кавалерия поддержки уже направлялись к южным предместьям города. За ними на предельной скорости следовали Мармон и Виктор, целью которых был Штольпен, расположенный примерно в двенадцати милях к востоку от города.
«Армия, — рассказывает офицер-очевидец, — мчалась подобно лавине. В десять утра 25 августа гвардия уже была в Дрездене, преодолев за четыре дня почти невероятное расстояние в 120 миль, и притом в полном боевом облачении».
В наши дни мотопехоты, парашютных десантов и почти стопроцентной механизации такое достижение покажется достаточно скромным, но если учесть, что пушки приходилось тянуть лошадьми, а самим передвигаться пешим ходом — по дорогам, которые не сравнить даже со второстепенными шоссе нашего времени, этот марш-бросок заслуживает упоминания в военных анналах как один из самых впечатляющих. И все же для Великой армии он был не слишком выдающимся. Пехотинцы и той эпохи, и более ранних времен совершали такие переходы, которые их потомки сочтут за пределами человеческих возможностей. Гарольд, торопившийся в Лондон от Стэмфордского моста в Йоркшире навстречу Вильгельму Завоевателю, преодолел 190 миль за шесть дней. Корпус Даву посреди зимы прошел семьдесят миль от Прессбурга до Аустерлица за сорок четыре часа.
Вслед за гвардией до Дрездена дотащились Мармон и Виктор. Появление их колонн в наступивших сумерках означало, что город спасен. Гражданское население встречало кирасир Латур-Мобура криками «Да здравствует император!». Всеобщее возбуждение усилилось с появлением самого Наполеона; он немедленно стал выстраивать свои силы для стремительной атаки на союзников в районе Пирны, к югу от городских стен.
Судя по всему, союзники, оказавшись рядом с Дрезденом, не вполне представляли, что делать дальше. Они явились в убеждении, что город слабо защищен, и первоначально намеревались ударить по Лейпцигу, находившемуся примерно в ста милях к северо-западу и перерезать главную линию французских коммуникаций. Однако быстрое продвижение Наполеона на восток расстроило этот план. Австрийцы, опасаясь вторжения, решили нанести удар поближе, по более восточному опорному пункту французов, взятие которого могло бы оказать ошеломляющее моральное воздействие на все еще колеблющихся мелких немецких князей. Но они не приняли в расчет стремительного возвращения Наполеона с крупными силами, и на военном совете 25 августа было решено, опять же в соответствии с генеральным планом, отступить. То, что этого не произошло и великая битва под Дрезденом была проиграна союзниками, случилось либо вследствие недостатка контроля за действиями авангарда, либо благодаря инициативе Наполеона. Так или иначе, но вскоре после полудня 26 августа союзники, проведя мощную артиллерийскую канонаду, двинулись шестью колоннами в атаку.
Король Саксонский из окон своего дворца следил за дождем ядер и снарядов, падавших на улицы, площади и декоративные сады столицы. Среди гражданского населения были значительные жертвы. При других обстоятельствах подобное испытание привело бы к немедленной сдаче города. Однако, пока шел обстрел, французы строились в боевые порядки, и Наполеон, чье присутствие успокаивало короля и свиту, поспешил в пригород Пильниц организовать оборону, которая вскоре перешла в неудержимую атаку. Во время рекогносцировки в Пильнице император попал под прицельный огонь, и рядом с ним был убит императорский паж — один из тех, что остались после сокращения штатов, «продиктованного обстоятельствами».
К концу дня развернулось полномасштабное сражение. После отражения атаки союзников плотным огнем в упор Наполеон отдал приказ о наступлении. Впереди шел маршал Мортье с Молодой гвардией, нацеливаясь в основном на русских; Сен-Сир выбил пруссаков из центральных пригородов, а Ней атаковал со стороны Пирненских и Плауэнских ворот. Затем тяжелая кавалерия выгнала дезорганизованных союзников на равнину, и вскоре вопрос заключался уже не в том, сумеют ли союзники взять Дрезден, а в том, сумеют ли они на следующий день организоваться и предотвратить полный разгром. С наступлением темноты бой прекратился, хотя корпус австрийцев, зарядившись изрядной дозой коньяка, предпринял отчаянную контратаку на Плауэнские ворота, но был отбит генералом Дюмустье.
В первый день сражения решающим фактором стало появление французской кавалерии в поле за пригородом Фридрихштадт. На открытое пространство врага выбили пехота Нея и гвардия, но именно кавалерия сделала безнадежной все контратаки союзников. Никто из свидетелей в тот момент еще не знал, что этот яростный бросок стал предпоследней атакой величайшего кавалериста всех времен Иоахима Мюрата, который из сына хозяина гостиницы в Кагоре (Гасконь) превратился в короля Неаполя. Уже в течение долгих лет стремительные удары Мюрата закрепляли за императорским войском победы, но атака под Дрезденом стала последней из них — не только лично для Мюрата, но и для всех ветеранов-кирасир, егерей, драгун, улан и гусар в его эскадронах. Дрезден оказался последним триумфом Мюрата.
И вообще его присутствие здесь было следствием недоразумения. Его тайные летние переговоры с австрийцами в Неаполе развивались вполне успешно, и, если бы не досадная случайность с нерасшифрованной депешей, он бы сейчас мог сражаться против Эжена в Италии или добавить свой голос к советам предателей Моро, Бернадота и Жомини. А так, разрываясь между презрением своей жены Каролины и угрозами шурина, он добрался до Дрездена и здесь почуял запах битвы, который заставил его забыть обо всем, пока возбуждение от боя не прошло и он мог задуматься о том, что случится с его короной, если окончательная победа ускользнет от императора. В тот день и на следующий он хорошо потрудился, но для его солдатской репутации было бы лучше, если бы его поразило ядро из пушки союзников и он погиб в бою, как Бесьер и Дюрок.
В одиннадцать вечера Наполеон, прежде чем возвратиться во дворец, предпринял обход бивуаков. Завтра, знал он, предстоит еще более жаркое дело, поскольку враг, отбитый с тяжелыми потерями, по-прежнему занимал позиции на возвышенности к югу от города, но боевой дух армии был высок — намного выше, чем во время пятидесятидневного перемирия. Новобранцы, конечно, были утомлены форсированными маршами и битвой, но ветераны Египта, Аустерлица и Ваграма почуяли победу, и с ними был человек, доказавший, что способен на все, — усталая, сгорбленная маленькая фигурка с бледным задумчивым лицом; он вскоре покинул их и уселся вместе с Бертье над своими военными картами и официальными отчетами — «Библией императора», как их называли в штабе. Может быть, он разделял уверенность своих ветеранов, а может, слишком устал и ему было все равно. На следующий день — день его последней великой победы в серии из пятидесяти триумфов на поле боя — его поразит желудочное расстройство, или простуда, или то и другое, и это небольшое недомогание будет стоить ему и его людям кампании, а возможно, и всей войны.
Бой возобновился на следующее утро в шесть часов, и в его исходе сомнений не возникало.