– Я восхищен вами. У вас очень расчетливый ум. Не каждая девушка вашего положения будет так тщательно заметать следы, – неожиданно высказался Эдриан.

– Я… ну… – Стефани пыталась подобрать слова, но потом решила, что оправдываться ей не за что. Поэтому подскочила с кровати и громко возмутилась: – При чем тут это?

– На вашем месте я попросту не стал бы пить эту гадость. Думаю, многие представители вашего круга поступили бы именно так. К чему скрывать свой отказ, будто ваше нежелание – преступление?

Стефани гневно выдохнула. Настоящая причина подобного поведения крылась в том, что она не хотела, чтобы отец узнал о ее отказе пить лекарство. Это могло разволновать его еще сильнее. Но признаться в этом интенданту она посчитала постыдным. Еще назовет ее папиной дочкой.

– Хотите сказать, что я веду себя далеко не подобающе своему положению? – Его спокойно-отрешенное лицо заставило ее возмутиться. Кто он такой и почему позволяет себе судить ее поступки? Да еще ссылаться на принадлежность к сословию. – Месье, вы шутите надо мной или говорите серьезно?

Эдриан смотрел, как крылья ее милого носика раздуваются от нахлынувших эмоций. Ему следовало бы извиниться, тем более что перед ним сидела дочь влиятельного графа – самого губернатора провинции. Обидеть девушку означало попрощаться с благосклонностью ее отца. Но интендант не смог удержаться от того, чтобы еще сильнее раззадорить юную особу.

– Конечно, я серьезен, мадемуазель. – Он состроил озадаченную мину. – Я всего-навсего пытаюсь понять причины вашего непослушания. И почему вы его скрываете от других.

Стефани захлопнула рот и всмотрелась в небесную лазурь глаз собеседника, которые показались ей до безобразия нахальными.

Эдриан моргнул. Совесть умоляла его остановиться, но тщетно.

– Поймите, необходимо выяснить, насколько вы можете быть честной, чтобы понимать, сколько правды в ваших словах. Ведь у нас допрос.

– Именно! Допрос! – Стефани рассердилась. Он почти что назвал ее лгуньей. Девушка шагнула к нему, руки сжались в кулаки. Взгляд упал на стол, где лежали аккуратно разложенные бумаги и перья. Захотелось сбросить их, растоптать, разлить чернила. Но вместо этого она процедила: – Вы интендант. Вы должны уметь отличать правду от лжи, а если не умеете, так это ваша проблема. А я не собираюсь раскрывать причины своего поведения. Тем более слушать, что веду себя как-то не так. Задавайте вопросы по существу.

– Мадемуазель, примите мои извинения за настырность, но это был вопрос по существу. Я поинтересовался, почему вы решили вылить лекарство, потому что хотел знать причину поступка. А вы начали рассказывать не о причине, а о том, почему избрали такой способ избавиться от него. По факту вы так и не ответили на мой вопрос.

Эдриан сидел неподвижно, как гора. Уголки рта так и норовили дернуться и выдать улыбку, но он держался.

Стефани ненавидящим взглядом уставилась на мужчину. Она поводила нижней челюстью из стороны в сторону, чувствуя себя глупо. Девушка хотела ответить ему что-нибудь гадкое, изощренное и язвительное. Возможно, даже обидное, чтобы заставить его мучиться так же, как он – ее. Но никаких слов на ум не пришло. А желание перевернуть все вверх дном усиливалось. Если бы Стефани могла, она бы сожгла его бумаги взглядом.

– Я решила, что не буду принимать лекарство, так как у меня от него кошмары, – недовольно проворчала Стефани, и тут ее осенило. Вперев руки в бока, она деловито добавила: – Между прочим, месье, я ответила на ваш вопрос. Вы спросили, почему я решила вылить лекарство в окно, и я ответила. Вы не спрашивали, почему я не стала его пить.

– Разве? – удивился Эдриан, стараясь выглядеть спокойным, но внутренне растерявшись. Неужели он что-то перепутал?

– Записывайте вопросы на бумагу, как положено. Может быть, тогда вы не будете забывать, о чем спрашивали.

Взгляды встретились: зимнее небо против сочной зелени. Стефани ощутила вкус победы. Она выиграла эту партию, и ему придется признать поражение.

Эдриан театрально отложил перо.

– Протокол буду читать не только я, – сухо заметил он.