Проводимые П. Скоропадским мероприятия по подготовке к «походу» достигли своего пика к ноябрю, когда он издал Приказ Гетманской канцелярии № 84/5 от 22.11.1927 г. «Командному составу гетманской военной организации в Чехословакии». В нём, в частности, говорилось: «По поручению его светлости г-на Гетманская Военная канцелярия извещает все гетманские военные организации, что теперешняя международная ситуация свидетельствует о приближении дней освобождения Украины. Государства Европы готовятся к новому бою против большевистской Москвы, и в недалёком времени Восточная Европа станет плацдармом последней борьбы цивилизации и культуры побеждённых красным террором народов против большевистской диктатуры, в этой борьбе примем участие и мы.

Для украинского народа приближается новая эра борьбы за украинскую независимую Державу. Пользуясь всеми средствами борьбы и используя выгодную международную ситуацию, украинский народ может уничтожить большевистскую власть на украинской земле и возродить Украинское государство. В борьбе с коммунизмом на нашей стороне будет весь культурный мир. Поможет также реальная сила могущественных государств мира.

…По приказу его светлости г-на гетмана Военная канцелярия поручает командному составу гетманских военных организаций в ЧСР заготовить регистрационные списки офицеров и рядовых…»[278].

В контексте подготовки нападения Запада на СССР, с целью эскалации напряжённости и создания «Casus belli», необходимо рассматривать и совершённое 7 июня 1927 года в Варшаве убийство советского посла Войкова. Нельзя не отметить провокационный характер данного преступления по аналогии с убийством германского посла Мирбаха в Москве 6 июля 1918 года сотрудниками ЧК Блюмкиным и Андреевым, чтобы спровоцировать очередной этап войны между государствами после подписания Брестского мира тремя месяцами ранее. Несмотря на запущенную вскоре версию о причастности к трагедии партии левых эсеров, в этом деле явно просматривался «почерк» британской разведки.

Однако расчёты на канализацию и перерастание инцидента с Войковым в вооружённый конфликт с большевиками себя не оправдали. Больше того, сам факт неслыханного в межгосударственных отношениях преступления в какой-то мере отрезвляюще подействовал на Ю. Пилсудского и его окружение, которые задумались о цене предстоящей агрессии, негативных последствиях и восприятии её международным сообществом. В целом агрессивное настроение польского правительства по отношению к СССР пошло на убыль. Оно осознало, что стало заложником коварного «Британского Альбиона», которое выступило инициатором этого преступления. В связи с убийством Войкова и занятостью польских властей решением этого инцидента наступило некоторое охлаждение во взаимоотношениях польского правительства с «петлюровцами».

Последующее расследование этого террористического акта предоставило следствию и специалистам сведения о возможной причастности к нему и польской контрразведки, среди сотрудников которой оставались противники установившегося в Польше режима Ю. Пилсудского. Так, осенью стало известно, что убийца Войкова, некто русский белоэмигрант Борис Коверда, якобы являлся агентом 2-го Отдела польского генштаба и состоял на связи у руководителя Виленского отделения (г. Вильно – Вильнюс). В 1926 году Б. Коверда был внедрён в подпольную националистическую организацию «Белорусская громада» и в начале 1927 года предоставил государственной полиции Польши всю необходимую информацию и материалы по её деятельности. В феврале полиция провела массовые аресты руководителей и членов организации во главе с председателем Б. А. Тарашкевичем. Весной прошли судебные процессы, и националистическая структура была ликвидирована, а участники осуждены на различные сроки заключения[279].

В любом случае, вытеснение белоэмигрантских структур из Польши получило дополнительный повод. К этому добавились подозрения в лояльности союзников в лице «петлюровцев», сомнения в истинности предоставляемой ими информации о положении на Украине и потенциальной возможности организации вооружённых восстаний. Желая обезопасить себя от профанаций активной деятельности и избавиться от сомнений в результативности, 2 сентября 1927 года по указанию польского генштаба во 2-й Отдел ГШ УНР был возвращён Н. Чеботарёв на должность и.о. министра внутренних дел УНР. С возложением на него обязанностей руководителя антисоветского движения на Украине. Он тут же установил тесный контакт с английским военным атташе в Варшаве, от которого стал получать крупные суммы денег на разведывательную работу и организацию единичных террористических актов на Украине[280].

Морально поддерживаемый «двуйкой», но чувствуя враждебное окружение и недоброжелательность бывших коллег, Н. Чеботарёв, стремясь расширить оперативные возможности по работе на Украине, решил задействовать в этом деле потенциал полковника Е. Коновальца, который продолжал поддерживать отношения с некоторыми представителями правительства УНР, в частности с генералом В. Сальским. Расчёт делался на «Союз освобождения Украины» (СВУ), который был воссоздан в 1927 году с участием Е. Коновальца со своей организацией УВО. Зарождение Союза относится к 1914 году в связи с подготовкой к мировой войне. Инициаторами его создания были А. Скоропис-Елтуховский, А. Жук, В. Дорошенко и М. Меленевский. Впоследствии к Союзу примкнули Н. Зализняк, Степанковский, В. Грушевский и другие. Наряду с социал-революционерами и социал-демократами с Украины в нём принимали участие и некоторые представителями интеллигентских кругов Галиции. Материально СВУ спонсировали австрийская и германские разведки. После революции и гражданской войны организация долгое время не проявляла никакой активности. Однако в общих приготовлениях к очередной агрессии против СССР правительство Польши вспомнило о Союзе и в конце 1926 года реанимировало его через якобы инициативу украинских патриотов Н. Ковалевского и Н. Зализняка. Перед организацией была поставлена цель ведения пропаганды за освобождение Украины теми же средствами и в такой же форме, как это проводилось в предвоенные годы с территории Австро-Венгрии (что оказалось успешным и привело к уничтожению мператорской России). Руководство Союза в надежде на сиюминутные выгоды надеялось на получение значительных денежных преференций и не стеснялось в рекламе своих подпольных возможностей на Украине, а также способности поднять сельское население на борьбу против большевистской власти.

Упомянутый генерал В. Сальский был одним из адресатов, которому полковник Е. Коновалец написал письмо в 1927 году с предложением о сотрудничестве в организации воинских подразделений сечевых стрельцов по борьбе с большевиками в Польше. В некоторой степени это был «нервный срыв» с попыткой ухватиться за «соломинку» в условиях политической депрессии, лишения финансирования со стороны абвера и игнорирования со стороны бывших кураторов из генерального штаба Германии. Полковник переживал очередной «приступ» атаманского забвения и амбициозной хандры. Наряду с УВО он возглавлял Союз взаимопомощи украинских офицеров в Германии (г. Берлин, Шенеберг, Гауптштрассе, 11), который был учреждён группой национально настроенных бывших петлюровских и гетманских офицеров в 1921 г. Первоначально во главе союза стоял И. Зеленевский. Но после личной компрометации (афёры с деньгами союза, пьянство и т. д.) был заменён Е. Коновальцем, который взял себе в заместители полковника Новохатского и Сидора Чучмана. Общие цели союза декларировались как объединение бывших украинских офицеров, желающих бороться за восстановление национальной, независимой, объединённой Украины, оказание взаимопомощи и юридических консультаций членами союза. В него входило около 40 человек, в том числе будущие активные участники ОУН Н. Кожевников, Федак, Гнатевич, Яри. Кроме официальной цели, союз проводил подпольную работу по борьбе с большевистскими агентами в среде украинской эмиграции в Германии. Но по причине стеснённости в средствах – не совсем результативно[281].

Что касается УВО. Дела УВО в Галиции шли как нельзя плохо. Возглавивший комендатуру в Крае Ю. Головинский излишне увлёкся «эксами», чем скомпрометировал саму деятельность и предназначение УВО как национально-освободительной структуры. Очередные нападения на почты и банки, убийства неугодных оппонентов не прибавляли славы и уважения организации, а как всегда компрометировали её среди обывателя, ужесточали её преследование со стороны полиции и подрезали «политические нити» налаживания контактов с УНДО и местными властями. Однако что-либо изменить в этом раскрученном ещё в 1922 году «кровавом катке» было весьма сложно. Инерция безыдейности, немотивированной жестокости и политической безграмотности продолжала «пожирать» своих «детей». Привнести что-либо иное и привлекательное УВО было не в состоянии, так как парадигма её существования иного не предусматривала. И даже если Е. Коновалец и понимал насущность назревших перемен и реформ в структуре, объяснить это своим адептам, боевикам-террористам он не мог – его бы не поняли. И всё это на фоне открытой кампании по подготовке к вооружённой агрессии на Украину. Полковник явно чувствовал себя изгоем на этом «празднике экзальтированной мобилизации» всех и вся. Не меньшим раздражителем уязвлённого самолюбия и тщеславия явилось письмо тестя С. Федака-старшего со Львова от 12 февраля 1927 г., которое перехватило ГПУ Украины:

«Дорогой Геня… Дома у нас всё по-старому. Жизнь идёт спокойным, нормальным путём. Зато гораздо интересней события, характеризующие нашу политическую жизнь, как здесь в Галиции, так и на Волыни, и в центре Польши в Варшаве. Начну с Варшавы. Там жизнь кипит. Польша лихорадочно вооружается, готовясь весною к войне. Пилсудский не обращает внимания на атаки левого лагеря. Теперь каждый знает, что он сделает всё, что захочет, не считаясь с нашей оппозицией. Так, и к украинскому вопросу он подходит с реальной стороны, считая, что растущий изо дня в день кризис у большевиков и возможность международных осложнений в связи с конфликтом Англии с Китаем и, следовательно, с Советами, предоставляют удобный случай к свержению большевиков на Украине. При этом должен заметить, что между Варшавой и Лондоном существует полное соглашение относительно Украины. Англия соглашается на самостоятельность украинского государства и стремление Польши в этом направлении будет поддерживать. Немаловажен и тот факт, что Англия в значительной степени финансирует УНР.

Таким образом, понятно, что лозунг освобождения Украины находит отклик в Галицком обществе, тем более что польское правительство хотя и медленно, но зато реально начинает удовлетворять наши требования. К примеру, хотя бы вопрос с перенесением Подебрадской академии на Волынь: теперь это дело уже окончательно разрешено. Впрочем, основное внимание наших и польских деятелей обращено прежде всего на то, чтобы все силы направить к окончательной расправе с большевиками. Это дело требует от нас концентрации в этом направлении всей нашей энергии, тем более что в скором времени предполагается приступить к организации военных частей. Сколько трудов на это понадобится, ты, как военный, скорее поймёшь…»[282].

Указанное послание воспроизведено в полном объёме, чтобы читатель проникся той атмосферой военного психоза и националистического экстаза со слов непосредственного участника исторических событий. Безусловно, оставаться не удел в то время, когда грядут такие эпохальные события, Е. Коновалец себе позволить не мог. Не получив соответствующих «приглашений» к походу на Восток, он решил проявить собственную инициативу, чтобы заинтересовать потенциальных бенефициаров-интервентов новыми формами уничтожения большевизма на Украине.

Ориентировочно в мае 1927 года полковник организовывает так называемый Военный отдел Украинской армии на деньги, присланные от редакций двух американских газет «Америка» (2500 долларов) и «Свобода» (1600 долларов). Вскоре был разработан план одной из акций. Им предусматривалось во время уборочной кампании на Украине в разных регионах республики произвести грандиозные пожары, для чего с Волыни в пределы УССР было переброшено несколько агентов. На них же возлагались задачи по организации повстанческого движения. Однако в мае, на совещании, Е. Коновалец предложил подождать со временем начала диверсий, пока не обострится общая социальная обстановка после активной антисоветской пропаганды посредством распространения листовок, брошюр, книг и т. д.

Усилия полковника не пропали даром, и в июне 1927 года Военный отдел Е. Коновальца установил прямой контакт с Военным секретариатом УНДО с целью дальнейшей координации действий. Этот националистический тандем оказался на перекрёстке интересов германской и польской разведок, которые в равной степени пытались использовать украинцев в своих интересах. С абвером УНДО было связано через Д. Палиева (агент немцев), а с поляками и петлюровцами – через братьев Луцких (агенты государственной полиции Польши). Тогда же в Военном отделе Е. Коновальца появился некто Гнатович, сотрудник Германского генерального штаба. В своё время окончил академию ГШ и являлся специалистом войска Рейхсвера, а по совместительству руководил всей военно-разведывательной работой немцев в Галиции. Вместе с тем он и Е. Коновалец обратили внимание на украинскую молодёжь Верхней Силезии в промышленном районе ЧСР Краков – Шлёнск. Вскоре там были организованы различные спортивно-культурные общества по военному образцу, приступившие к подготовке кадров для будущей украинской армии. Связь Военного отдела с Галицией и Силезией осуществлялась через г. Данциг (Гданьск), где располагалась одна из экспозитур УВО, при значительном содействии местного немецкого консула, обеспечившего оперативное снабжение членов Военного отдела и УВО необходимыми документами. Подобное бюро находилось и в Кёнигсберге. Прибывающие в Данциг или Кёнигсберг украинцы, члены указанных организаций, получали в бюро «персональ аусвайзи», которые служили видом на жительство в Германии. Посещающий часто Данциг Д. Палиев последний раз был мае 1927 г., при этом получил от консула лично настоящий немецкий паспорт и уже как гражданин Германии отбыл в Берлин. Тогда же Д. Палиев выхлопотал в консульстве у немцев разрешение на приём украинских студентов на открывающийся химический факультет Данцигского политехнического института[283].

Относительно самого полковника Е. Коновальца. В первой части книги мы указывали на его результативную работу в качестве агента польской разведки против украинского националистического движения в Галиции. После бегства в Берлин агентурные отношения продолжились, и он по-прежнему поставлял полякам определённую информацию (по согласованию с немецкой разведкой, то есть поставлял в большей степени дезинформацию, понятно, что за злотые и себе, и немцам. Между прочим, поляки «платили» тем же). Данные материалы через полковника определяли направления заинтересованности польской разведки в работе против УВО. При этом надо отметить, что обе стороны знали о двурушничестве полковника, но таковы законы сурового шпионского жанра. Каждая из сторон предполагала, что столь ценная фигура ещё пригодится в будущей войне разведок. Если связь с германским абвером обеспечивал заместитель Е. Коновальца – Р. Яри, то с польской разведкой он держал связь через полковника польского генерального штаба Болеславича. Ему приходилось тщательно конспирироваться, избегать возможной расконспирации перед «своими» и осознавать всю ответственность своих тайных вояжей в Польшу. А в таких случаях «ответственность» всегда материальна, где материалом были недвижимость, финансы, «шоколадная» жизнь в Европе, нары или девять грамм на рассвете. Одновременно полковник по указанию поляков присматривал за Е. Петрушевичем, саботировал его мероприятия и потуги вернуться в политику и создавать «мыльные» проблемы в Галиции, раздражая Варшаву давно скончавшимся приведением – ЗУНР.

Несмотря на все политические и иные потуги Е. Коновальца заявить о себе, представить потенциальным хозяевам свои прожекты участия в освобождении Украины к осени 1927 года, полковник политически окончательно «выдохся». Не имея внушительных финансовых тяжеловесов в лице прежнего абвера, «разбросав» по польским судам свои боевые кадры «увистов» в качестве грабителей и убийц, он довёл дела УВО до фактического банкротства, когда членам не было чем платить, на что существовать и чем заниматься. Организация впала в предсмертную кому. Получили активное хождение слухи о связи полковника с польской разведкой, и как следствие – череда сплошных провалов, арестов и судов. Вменялись ему и факты присвоения организационных денег-пожертвований из САСШ. В конечном итоге по требованию большинства членов УВО полковник Е. Коновалец был снят с должности и заменён неким полковником Отомянцем. Последний вскоре заключил негласный договор о сотрудничестве со спецслужбами СССР, прерванный в 1924 году после ареста и гибели О. Басараб и всей начальной команды в Крае.

Чтобы избежать нецелевого использования выделяемых средств, Москва потребовала строгой отчётности в их использовании, контроле за проведением тех или иных акций и согласования с Москвой. Однако отсутствие фактической возможности по добыванию представляющих ценность информации и материалов привела в последующем к отказу от сотрудничества. Допускаем, что в этом разрыве сыграл свою роль возможный факт раскрытия данного соглашения перед польской стороной (бывших предателей не бывает. Опять отличился Е. Коновалец) и последующее осложнение и так крайне натянутых дипломатических отношений между соседями. Наряду с этим жёсткий стиль управления со стороны большевиков пришёлся не по нраву многим членам УВО, и они вскоре потребовали отставки Отомянца и возвращения Е. Коновальца.

Возглавив в очередной раз УВО, Евген Михайлович активизировал свои контакты на рынке «шпионских услуг», что вывело его на спецслужбы Литвы. Дело в том, что в 1926 г. в Литве, не без помощи Москвы, был совершён праворадикальный государственный переворот (своего рода «ответный удар» англичанам за майский госпереворот в Польше). К власти пришёл А. Сметона, премьером был назначен А. Вольдемарас, которых, как и их партию, продолжала спонсировать Москва. В свою очередь президент А. Сметона стал поддерживать украинских националистов по совсем понятным причинам – они являлись врагами Варшавы, которая в 1921 году аннексировала часть территории Литвы.

Вскоре УВО получила возможность оправдать доверие Литвы. Полковник, не без помощи абвера, получил достоверную информацию о подготовке Польшей вооружённой провокации против Литвы. Предоставленные сведения были использованы литовцами для дипломатического демарша, с обвинением Пилсудского в подготовке к очередному вооружённому нападению на независимую республику, представ перед Европой – потенциальной жертвой воинственного соседа. Взаимные интересы и общий непримиримый враг сплотили дружбу УВО и Литвы в форме предоставления членам УВО литовского гражданства. Открывшееся в Ковно (Каунас) украинское представительство во главе с И. Ревюком (псевдоним «Бартович», референт разведки Краевой команды УВО, в прошлом – военнослужащий встро-венгерской армии и Украинской галицкой армии) использовалось Е. Петрушевичем и Е. Коновальцем для выработки с Литвой скоординированных акций против Польши с привлечением структур белорусской оппозиции. Между УВО и Союзом ССЛ «Шаулисов» («стрелки», аналог украинских сечевых стрельцов) был заключён договор о сотрудничестве. Под этим понималась поставка в Литву важной разведывательной информации о вооружённых силах Польши, её социально-политическом состоянии, по вопросам внутренней и внешней политики. Учитывая «очень хорошие» отношения УВО с Берлином, задавали литовцы подобные вопросы и по Германии. Ответы оплачивались в долларах. Из якобы бюджета ССЛ деньги переводились И. Ревюку как «редактору изданий на иностранных языках»; в целях конспирации он был обеспечен литовскими документами на имя Йонаса Бартавичюса.