— Здесь, в Замке, каждый должен приносить пользу, — сказал назгул. — Надеюсь, тебе об этом известно?
— Известно, — пробормотал Гэдж. Несмотря на огонь, горящий в печке, его тряс озноб, внутри него с недавнего времени как будто стыл кусок льда — острый, угловатый, больно колющий под ребра. — Я… тоже стараюсь приносить пользу, господин.
— Этого недостаточно. — Назгул — сгусток Тьмы, бесследно поглощающий свет — лениво развалился в деревянном креслице возле очага, вытянув ноги и перебросив плащ через подлокотник, и Гэдж стоял перед ним, опустив голову, избегая прямого взгляда, чувствуя себя глупым провинившимся школяром. В этом уютном резном креслице когда-то по вечерам сидел Шарки, и видеть на его месте мрачную, излучающую страх назгульскую фигуру было для Гэджа невыносимо вдвойне. — Доверие Замка нужно заслужить.
— Чем, господин?
Назгул по-прежнему отгораживал себя от мира (или мир — от себя) поблескивающей под капюшоном металлической маской.
— Ты говорил, что перед тем, как попасть в Дол Гулдур, долгое время жил у волшебника. Где находится его обиталище?
— В лесу.
— Где именно? — назгул добыл из своих темных одежд подробную карту Рованиона и развернул её перед собеседником. — Укажи точное место.
Гэдж молчал, тупо глядя на карту — она расплывалась у него перед глазами. Что было делать? Молчать? Лгать? Запираться?
— Я не прошу тебя сделать ничего запредельного, — спокойно, чуть ли не мягко произнёс назгул. — Я не велю тебе никого убить или искалечить, полоснуть кинжалом по горлу или запытать до смерти… Я всего лишь хочу, чтобы ты поднял руку и указал место на карте. Мы намерены познакомиться поближе с твоим бывшим учителем, это тебя так пугает? Дол Гулдур всегда стремится наладить с ближайшими соседями добрые и доверительные отношения, это, как правило, бывает выгодно обеим сторонам.
Гэдж провел пальцем по линии вдоль побережья Андуина, охватывающей на местности миль двадцать. Всё равно оркам известно про Кривой ручей.
— Где-то здесь…
— А точнее?
— Я не помню, — сказал Гэдж шёпотом. — Я не знаю, где это. Я вышел из дома всего один раз и больше туда не вернулся. Я не помню обратного пути!
— Прежде ты утверждал, что впервые вышел из дома
— Это было… нечасто.
— И при этом ты не запомнил никаких особенностей местности, никаких примет, никаких тайных тропинок?
— Я просто тупой орк, — пробормотал Гэдж.
Он ощущал взгляд собеседника на своём лице, как прикосновение холодного щупальца. Гибкой такой и всепроникающей конечности с присоской на конце, которая, цепко впившись в Гэджа, медленно вытягивала из него последние остатки мужества, присутствия духа и вообще хоть какого-то желания сопротивляться.
— Что ж… человеческая — да и орочья — память порой выкидывает странные штуки, — медленно, по-прежнему не отрывая от Гэджа въедливого взгляда, произнёс назгул. — Здесь, в Крепости, мы не раз имели случай в этом убедиться. Человеку, бывает, начисто отшибает воспоминания, но, стоит ему получить десяток ударов кнутом и посидеть несколько дней в темнице по соседству с шаваргами, как память к нему странным образом возвращается, и он частенько готов горячо поведать не только о том, что было, но даже о том, чего не было. Может, нам стоит опробовать подобный метод и на тебе?