– Поросенка к поварам, Титу промывать кишечник клизмой, пока дерьмом не перестанет исходить. Что там с Танечкой?
– Секут голубушку.
– Секите дальше. Я пойду, отдохну у себя, а вы пока во дворе стол ставьте – свадьбу играть будем. Можно было бы и здесь, но не хочется Тита в дом пускать. Да и на свежем воздухе лучше. Сейчас погода хорошая, теплая. Поварам скажи, пускай готовят праздничные блюда, и ведро турнепса сварят, для Тита. Он его любит, я знаю.
Не успел удалиться один надзиратель, как возник второй.
– Тебе чего? – разозлился Гриша.
– Не вели казнить, барин. Танька смутьянка слово тебе молвить хочет.
– По поводу?
– Не знаю, барин. Лично говорить хочет.
Грише меньше всего хотелось идти во двор и слушать Танечку, но игнорировать просьбу он не стал. Мало ли что барская дочка расскажет.
Но Танечка ничем Гришу не удивила. Вместо того чтобы поведать, где папаша прячет пятизвездочный коньяк, она, заливаясь слезами, стала убеждать нового господина, что уже перевоспиталась, и отныне готова служить ему верой и правдой. Гриша нахмурился и бросил надзирателям:
– Не верю я ей! Неискренне говорит. Врет. Все еще смутьянка. Секите дальше.
Рыдающую Танечку схватили, установили в воспитательную позу, и продолжили перевоспитывать.
Гриша с Матреной поднялись в покои помещика Орлова, дабы отдохнуть после сытного завтрака. Едва вошли, Матрена сразу полезла целоваться, но Гриша мягко отстранил ее и подошел к окну. Откуда-то с невозделанных полей несся многоголосый людской хор:
– Восславим господа за ниспослание нам, рабам ничтожным, барина мудрого, доброго и заботливого….
– Слышишь? – спросил Гриша у Матрены.
– Крестный ход, – ответила Матрена, пытаясь оттащить Гришу от окна.
– Это они про меня. – Гриша всхлипнул. – Обо мне сроду так хорошо люди не отзывались. Все больше другими словами.
Матрена уселась на кровать и нетерпеливо спросила:
– Мы грешить будем, или нет?
– Да подожди ты, – отмахнулся Гриша. – Ты иди сюда, послушай. Как же они меня все любят! Я у них и умный, и добрый, и щедрый…. Так, ну вот про щедрость они соврали. Благодетелем называют. Отцом родным. Нет, отцом я быть не хочу. Надо сказать Гапону, чтобы обновил им репертуар. Ведь накаркают еще.