– Я так не думаю, Пружинка. Мы вместе не первый день. Просто бонус за риск и ответственность.
– Хорошо, – тот встал, потягиваясь. – Сделаю всё, что смогу. Завтра выйду на связь и отчитаюсь.
– Договорились.
– И еще, Терпение… – ломщик уже направился к выходу из приватной комнаты, остановившись почти у дверей. – Можно личный вопрос?
– Валяй. – «Инвалид» всё так же смотрел на город, раскинувшийся в сотнях метров внизу.
– Почему из всех возможных образов ты всегда выбираешь Хокинга? Кроме преклонения перед его заслугами, конечно.
Пружинка терпеливо ждал, не спеша открывать дверь. Молчание было долгим, он уже подумал, что не услышит ответа или вообще обидел коллегу, но Хокинг все-таки прокаркал:
– Он был гением. Настоящим гением. Он свернул горы, умея только вращать глазами и пальцами одной руки. После того как я примеряю его тело, мое собственное кажется не таким ущербным.
– Спасибо, друг.
– Пожалуйста. – И когда двери сомкнулись за широкой спиной, затянутой в молочно-белую костюмную ткань, добавил, не отрывая глаз от ближайшего небоскреба: – Только вот друзей у настоящего ломщика не бывает…
CREDITUM XXXIV
Илья проснулся, потому что в соседней комнате плакала жена. Светка всхлипывала как-то жалостливо, по-детски, чего в ней раньше не замечалось. Что-то случилось с Верой?! Встрепенувшись, Вебер подскочил на лежанке, ударившись ногой о железный край панцирной койки. Замер, соображая, что к чему.
Он ошибся. Не было никакой Светки, плакавшей за стенкой. Не было Веры, с которой случилось несчастье. Близкие ему люди остались далеко-далеко отсюда, и он не сразу сообразил, где находится и что вообще происходит.
Он не дома. Он в Тайге, в дешевом убогом отеле для картографов и «кротов». А плач доносится не из спальни, а с той самой койки, о ножку которой он только что приложился голенью. Окончательно избавившись ото сна, Илья сел в своем закутке, образованном стенами номера и кроватью. Потер лицо.
Девчонка перестала плакать. Услышала, что он проснулся, и притихла, стараясь всхлипывать тише.
– Ты чего ревешь? – Вебер поднялся с матраса, на котором спал. За окошком только начинал брезжить рассвет, но раз уж он разбужен, домучивать оставшиеся пару часов смысла не было никакого.
Встал, обошел койку, склонился над умывальником.
– Чего ревешь, спрашиваю? – покосился на Варю, чье имя вытянул только вчера, и то едва ли не клещами.
Она лежала, высоко натянув одеяло, из-под которого всё еще неслись всхлипы.
– Я с вами пойду, – вдруг ответила девчонка.