Глава 20

Если он сделает еще шаг, то увидит весь натюрморт, который мы тут устроили! Немедленно протрезвеет и поднимет тревогу, и тогда…

Я бросил взгляд на Рубина. Тот замер на одной ноге, на лице — напряженный оскал, глаза дикие. Рука яростно сжимает нож.

— Шайсе… — повторил фриц. Потоптался на месте, пробормотал что-то неразборчивое. Кирпичная крошка громко хрустнула под его ногами. — …с тобой, Лили Марлен…

Фальшиво напевая, немец удалился в сторону борделя.

Ф-ух… Сука… Повезло ему. Да и нам тоже. Я опустился на обломок кирпичной стены.

— Дядя Саша, они же, получается, нас как-то вычислили? — прошептал Рубин. — И они знают, что вервольф… Это получается, что еще кто может в любой момент…

— Не в городки на детской площадке играем, — криво ухмыльнулся я. — Где-то могли и проколоться. Эти… — я мотнул головой в сторону распластавшихся в живописных позах «жертв вервольфа». — …тоже, знаешь ли, не за красивые глаза свои кресты, да награды получали. Ладно, не место и не время военный совет устраивать. Расходимся. Поспать еще надо бы успеть…

Народу на «умные лекции» собралось не особенно много, может треть зала была заполнена. Я пришел не к самому началу, присел на свободный стул возле двери в заднем ряду и огляделся. С кафедры выступал гнусавящий лектор со скучным лицом. Вещал что-то про исторические предпосылки расовой теории, народ в зале его не особо слушал — перешептывался, шуршал конфетными обертками, в общем, вел себя так, будто повинность тут отрабатывает. Отметились, посидели, разошлись.

От нечего делать, прислушался к разговору компашки эсэсовцев с правой стороны зала. Среди них было двое СД-шников, вдруг мелькнет что-то про вервольфа в разговоре. После ночного происшествия стало ясно, что следствие по этому делу все-таки ведется, и мне неплохо бы быть хоть чуть-чуть в курсе.

Но говорили не обо мне и не о вервольфе, а про семейную драму какого-то Гюнтера. Вникнуть в тему я не успел, потому что на сцене случилась какая-то заминка. Скучно бубнящий лектор вдруг прервался и с удивлением уставился куда-то вбок. Там что-то стукнулось об деревянный пол, кто-то протестующе вскрикнул, и в середину зала вышел «отличник». С видом гордыми и презрительным. Отряхнул пыль с серой штанины, поправил крест на шее и откашлялся.

— Герр гауптштурмфюрер, что вы такое делаете? — пробубнил лектор, поправив очки. — Дождитесь своей очереди, мое выступление еще не закончено…

— Да кому оно нужно, ваше выступление! — насмешливо заявил «отличник», махнув рукой в зал. — Пора бы уже понять, что никто вас не слушает, и освободить место для действительно важных сообщений!

— Герр гауптштурмфюрер… — от возмущения у лектора даже уши зашевелились. — Да что вы…

— Да уйдите вы уже! — «отличник» стремительно шагнул к кафедре и с силой толкнул толстячка. Тот не удержался на ногах и с грохотом обрушился на пол. Кафедра закачалась, но устрояла. В зале воцарилась тишина. Я сделал протокольное лицо, всеми силами стараясь подавить выползающую на него лыбу. А «отличник», похоже, попил кофейку… Что ж, посмотрим, что из этого вышло.

— Волчье племя! — громко сказал он и со значением поднял указательный палец вверх. Оглядел публику, будто ждал, что она разразится аплодисментами. Но зал пришибленно молчал.

— Волчье племя! — снова повторил он и поднялся на кафедру. — Вы даже не представляете, что ответ на загадку прямо у вас под носом! Слепошарые и глухонемые, это же так просто! Вервольфа красного они боятся! Шушукаются! Трусливые свиньи!