— Вот тебе и ну. Она же милостивая. Видит: раскаялся человек. Взяла щипцы и давай ему в ушах ковыряться, куда черт залез.

— Ты того! Не поминай нечистого на ночь.

— Да я о его посрамлении.

— А-а, ну тогда ничего, валяй.

— Так вот, долго она там ковырялась. Наконец ухватила его за хвост и давай тащить наружу.

— И что?

— А то. Богородица все-таки. Разве она не осилит рогатого. Вытащила. Только нечистый одно ухо зубами успел порвать или когтями. А может, рогами упирался. Откуда я знаю. Ведомо лишь, что кровь у Ламберта оттуда хлестала. Зато сейчас он на одно ухо уже слышит.

И тут же на помощь рассказчику приходил другой, со схожей и столь же душещипательной историей:

— А вот что получается, братья. Ламберт-то — простой рыцарь, а богородица его простила. Геривенд же — комтур, а, после того как ему тоже черти в уши забрались, он только головой тряс, вино пил да сквернословил.

— Геривенд это может. Он такой, — осуждающе кивали, соглашаясь с рассказчиком, другие рыцари.

— Так богородица пришла к нему и сказала: «Коли ты в раскаяние не впал, не будет тебе моей заступы». А если мне не верите, то спросите у брата Кренгольма, который сам это слышал, своими собственными ушами. Он к комтуру в шатер-то заглянул, а там…

— Неужто богородицу увидел?! — ахал кто-то из особо нетерпеливых и экзальтированных слушателей.

— Не-ет, брат Кренгольм, который это слышал, рыцарь честный. Так что он врать не будет. Если не видел, то не видел — лишнего не скажет. А вот слышал — точно. Он как раз у шатра Геривенда стоял. Испугался поначалу, но потом смелости набрался и вовнутрь заглянул, а там…

— Неужто богородица?! — вновь встревал нетерпеливый.

— Сказано тебе: не видел он ее! — злился рассказчик. — Но зато, братья, свечение там было воистину ангельское. И благоухание неземное.

— Наверное, от ее одежд, — глубокомысленно замечал кто-то.

— Или от нее самой. Там, в раю, любые благовония имеются, — поправлял второй.

Заткнуть рот можно было одному, другому, третьему, но не всем…

Боевой дух с каждым днем все больше покидал осаждающих, и Волквин с ужасом думал о том, что будет завтра или — что еще страшней — через два-три дня.

Опять же назревали серьезные проблемы с продовольствием. Взять в ближайших убогих селениях было совершенно нечего. Проклятые схизматики выгребли все подчистую, не забыв даже про мелкую живность — кур, гусей и уток. Отряды, посланные за пропитанием в Гольм, Левенвальде и другие замки, еще не вернулись, а людей нужно было кормить сейчас.