Алиса шагнула едва ли не в объятия гоблина и всадила нож туда, где должно было биться сердце твари.

Гоблин закричал, и все головы на полках присоединились к нему. Они вопили так неистово, что Алиса зажала ладонями уши и попятилась, пытаясь спастись от звука, вонзающегося в мозг длинной сверкающей иглой, но спасения не было, потому что крик заполнил собой все пространство кругом.

Пещера задрожала, загрохотала, как при землетрясении, и стены обрушились, увлекая с собой головы. Все головы девушек, все красавицы гоблина покатились по полу, словно невидимая рука заворачивала их в невидимый ковер, который собирались вынести из комнаты.

Круглая пропасть разверзлась у ног гоблина, и он рухнул в нее – все с тем же застывшим на лице выражением неверия. Алисе тоже не верилось, что все кончилось, что кошмар, преследовавший ее буквально с тех пор, как они вошли в лес, просто провалился в черную дыру.

Но в дыру проваливалась вся пещера, кружась, как вода, исчезающая в сливном отверстии ванны. Алиса беспомощно огляделась в поисках хоть какой-то подсказки, малейшего намека на то, как отсюда выбраться, пока ее тоже не затянуло в водоворот в центре комнаты.

«Дверь, дверь. Я вошла через дверь, значит, через дверь я должна и выйти».

Стены пещеры исчезли, обнажив какие-то балки и кирпичи: так мог бы выглядеть недостроенный дом. Стена, что была за спиной Алисы, тоже поползла к дыре, проглотившей гоблина, и ударила девушку сзади по ногам.

На один жуткий миг ей показалось, что инерция проваливающейся в пропасть пещеры подхватит ее, увлечет в бесконечное падение, навеки соединив Алису с гоблином.

Но потом она упала на спину, сбитая с ног свернувшейся в трубочку стеной, стукнулась о грязный пол, подняв тучу пыли, и раскашлялась. Очухавшись и сев, Алиса успела увидеть, как остатки логова гоблина втягиваются в дыру. Затем дыра закрылась с громким хлопком, почти таким же, какой Алиса услышала, когда разорвала нить, которая связывала ее с Чеширским.

«Ну, или, во всяком случае, думала, что разорвала». Все-таки маленький волшебник каким-то образом прицепился к ней – как цепляется паутина, запутавшаяся в волосах.

Любопытно, подумала Алиса, что пещера гоблина обрушилась точно так же, как безумное заведение «Бабочки», когда Алиса убила Гусеницу. В чем же тут дело – в Алисе или в том, что волшебники тесно связаны с местом, в котором живут? И если так, то как же она?

«Волшебница без дома», – подумала Алиса. Та, чье исчезновение даже травинку на лугу не всколыхнет. Кто будет по ней скучать, когда она умрет? Родители, несомненно, считали, что она погибла при пожаре в лечебнице – и, наверное, восприняли печальное известие с немалым облегчением. После возвращения из Старого города Алиса перестала быть для них дочерью, став только нежеланной обузой.

Тесак теперь волк, забывший о том, что когда-то был человеком, и привязан он к Белой Королеве. Если бы гоблин включил Алису в свою коллекцию, никто бы об этом не узнал, никто бы не озаботился ее судьбой. Эта досадная мысль заставила Алису призадуматься: зачем она вообще идет вперед и сражается?

«Потому что ты должна жить, Алиса».

Но это не похоже на жизнь. Она только что убила кошмарное чудовище и сделала это сама, собственными руками, без помощи Чеширского, или Тесака, или кого бы то ни было еще.

– Я победила, – сказала Алиса пустой комнате.

Но это не похоже и на победу. Скорее уж – на выживание. А Алиса устала выживать, устала от волшебства, от поисков, от крови. Ей хотелось жить, жить по-настоящему, как живут обычные люди.

«Как Бринья и другие обитатели деревни у подножия этой горы? Разве это жизнь, когда твоих детей крадут из-за каприза ведьмы?»

– Я жива, – сказала Алиса себе, как будто это должно было ее утешить.

А потом заплакала. Она плакала, потому что была испугана и одинока. Плакала, потому что ее напугал гоблин, потому что она едва не стала очередной его жертвой. Плакала, потому что до конца пути было еще далеко, потому что нужно было найти потерянных детей и спасти Тесака. Плакала, потому что ей предстояла встреча с Белой Королевой и потому, что руки ее были черны от крови гоблина.