— Тебе нужна помощь, ты же сейчас коньки отбросишь, — Антон упорно держал брыкающуюся Раду, пытаясь воззвать к ее здравому смыслу.

— Как ты могла? — возопила она.

Я округлила глаза, и с интересом спросила:

— Как я могла? А ты как могла так бессердечно поступать с людьми, которые хорошо к тебе относились?

— Я никогда…

Рада задохнулась от подступивших слез, и истерично всхлипнула.

— Я с тем… Кого люблю, никогда бы так… Я это все сделала ради Тоши! Потому что я люблю его всем сердцем!

Я покачала головой, встав рядом с Климом, и, нащупав его ладонь, тихо, но четко ответила:

— Нет у тебя сердца, Рада.

Ее наконец увели — буквально вытащили из кухни, а уже в прихожей Рада потеряла силы сопротивляться, и обмякла на руках у Антона. Выйдя на улицу вслед за ними, я устало села на ступеньки крыльца. Клим неподалеку беседовал с кем-то из коллег, где-то вдали уже слышались сирены скорой помощи.

Из мрачных раздумий меня вывел шум подъезжающей машины. Встрепенувшись, я подняла глаза и увидела Ивана Поликарповича, который спешно покинул свой автомобиль и теперь взволнованно обращался к кому-то из мужчин с вопросами. Заметив меня, он бросился в мою сторону.

— Лиза! Что случилось? Почему тут скорая, и кто все эти люди?

Поколебавшись, я ответила:

— Раде стало плохо, и ей пригласили врача.

— Врача? А что с ней произошло? Она в порядке?

— Извините. Думаю, вам лучше поговорить с кем-нибудь другим…

Я встала, не в силах смотреть в его растерянное лицо. Пусть кто-нибудь другой, но не я, сообщит ему горькую правду. Малодушно сбежав, я села в свою машину и завела двигатель, собираясь поехать домой.

Стук по стеклу заставил меня повернуться. Обеспокоенный Клим, наклонившись, спросил:

— Лиза, ты как?

— Пойдет, — вяло улыбнулась я, чувствуя смертельную усталость. — Не могу больше здесь находиться.