— Ну? И что там? — Устав от многозначительных взглядов замолчавшего собеседника, Ксения торопит его.

— Ничего. Я нашёл твою боль, больше её там нет.

— А где она?

Он не ответил. Она уже всё поняла. Она помнит гнутые пруты от старых ворот.

— Это… Это… Это так ты обычно делаешь, да? После своих… сеансов?

— Да.

Теперь её черёд молчать. Интересно — сколько их таких? Недообследованных.

— Сколько? Сколько таких, как я…

— Думаю, каждый второй как минимум. — Он невесело ухмыляется. — Этот мир болен насквозь, так всегда было. И меня это не касается. Судьба показала мне твоих змеек, именно твоих. В этом должен быть смысл… Но пока я его не вижу. Должно быть что-то, что ты дашь мне взамен.

— Змеек? Это ещё что такое? Стоп! Взамен? Да, я слышала, что всяким гадалкам надо платить, а то гадание впрок не пойдёт… Ой, прости! — Какое неуважение! Она хлопает себя ладошкой по губам.

— Ничего. Гадалок здесь не водится. Но ты права. Обмен должен быть. Ни один пациент отсюда не уходит, не оставив мне чего-то своего. Помимо боли.

— Деньги? Тебе нужны деньги?

— Посмотри на меня. — Ян закатывает глаза, выражая показное раздражение. Он не искусен в проявлении эмоций на публику — у него не было достаточно возможностей, чтобы попрактиковаться в этом. Но он видел, как это делают актёры сериалов. — Я живу в Алиевке всю свою жизнь, при этом не имею ни друзей, ни семьи. А мой дом вроде крепок. Как думаешь — нужны ли мне деньги?

— Тогда… что? — Ксения опускает глаза, устыдившись. Ей говорили, что миром правят деньги и похоть. Денег у неё всё равно нет.

— В этом-то и всё и дело. Остаётся только ждать — судьба сама укажет нам на возможность завершить сделку. — Он словно не замечает её замешательства. Просто он и сам в замешательстве. — Давай поступим так: ты иди домой, успокой своих и сконцентрируйся на себе. Тебе будет непросто привыкнуть к новой себе, настоящей себе. Ты уже говоришь по-другому и действуешь по-другому. Но всё ещё не живёшь по-другому. Беги, учись. Разберись со всеми долгами. Выясни все отношения. Определись с планами на будущее. Рано или поздно ты сама поймёшь, как мне отплатить.

— А ты…

— А я буду ждать Олю. — Он мгновенно грустнеет. Поглядывает на внешнюю сторону запястья. На этот раз на запястье часы.

— Это как-то связано с вашей… семейной тайной? — Ксюха произносит слова с придыханием, будто боясь своим вопросом осквернить саму суть.

— Да. Но на то она и тайна. На то она и семейная.

Во двор выходят вместе. Собаки, всю ночь ютившиеся под навесом с тыльной стороны дома, ныне шныряют по газону, зарываясь носами во влажную траву и потешно фыркая. Дождь прекратился. Небо напоминает акварельный рисунок — фиолетово-белые кляксы на бледно-сизом фоне. Солнце вот-вот подымется из-за гор. Воздух звенит от озона. Дышать легко и вкусно. Ксения, напялив высушенные кроссовки, шагает домой. Она уже предвкушает волну расспросов, нет — допросов. Она даже успела забыть, что на ней чужой розовый костюм — выпрямив спину, задрав подбородок, а руки небрежно сунув в карманы, она просто шагает. Она не думает, как будет отвечать на расспросы — в отговорках больше нет смысла. Так свободно и уверенно она не чувствовала себя со времён, которых не помнит. Это действительно что-то новое… Новое и настоящее.