— Я поеду с тобой, — сразу решила Мари-Луиза.
Вот только ее мне заграницей и не хватало!
— Если ты уедешь со мной, все наше имущество разграбят под каким-нибудь надуманным предлогом. К тому же, надо кому-то заняться получением компенсации за гибель фрегата. Речь идет о трех миллионах ливров. Чужому человеку такое не поручишь, а твой отец будет здесь только к зиме, — сказал я.
Три миллиона ливров отбили у Мари-Луизы желание путешествовать. Ради такой суммы она была готова отказаться от дорожных лишений и жизни в чужой стране, а не в своем благоустроенном доме.
— Я буду каждый день писать тебе письма, — придумала она сама себе епитимью за отказ сопровождать мужа в горе и радости.
— Да, так будет лучше, — согласился я.
От своего имени, полковника драгунского полка, я написал подорожную себе на свое настоящее имя, как капитану, командиру роты этого полка, получившему отпуск для решения семейных вопросов в городе Нанте. Теперь капитан в сопровождении слуги возвращался из отпуска в свой полк, стоявший в городе Динан. Купленные в Шербуре лошади как раз годились для этой цели. Из своей конюшни я взял только одного иноходца, который выглядел не слишком дорогим. Все-таки придется провести в седле много дней, а на иноходце не так сильно отбиваешь задницу. Во вьюки были уложены еда, одежда, оружие и спасательный жилет, начиненный драгоценными камнями. В банке были получены пять векселей на пятьдесят тысяч ливров каждый, которые можно было обменять в любой стране, соседствующей с Францией. Война никак не повлияла на деловые отношения банкиров всех стран, участвовавших в конфликте. Кстати, займы на войну банкиры давали обеим враждующим сторонам, и это никого не смущало.
Рано утром я вместе с Энрике из своего городского дома выехал якобы в свой загородный, хотя вся прислуга знала, что отправляемся мы в Испанию. Я ехал на иноходце, а слуга — на жеребце, купленном в Шербуре. Еще одного оседланного жеребца и навьюченную кобылу он вел на поводу. Гарик сопровождал нас, то опережая, то отставая. Я решил взять пса с собой. Может, еще где улучшит местную породу гончих. Миновав пригороды Нанта, мы повернули в берегу Луары. Там нас поджидала двадцатичетырехвесельная речная галера. От морских она отличалась более низкими бортами и плоским днищем. Единственная мачта рассчитана на брифок, который лежал в диаметральной плоскости судна, от мачты в нос. Судя по слою пыли на парусе, последний раз его ставили несколько недель назад. Шкипером был невысокий пожилой мужчина с подслеповатыми карими глазами, которые постоянно слезились, даже в безветренную погоду. Вглядываться в даль ему было незачем, потому что, посмотрев на один берег реки, мог точно сказать, что именно находится на противоположном, а суда уже придерживались при движении правой стороны. На голове у него шляпа с узкими полями и фазаньим пером, сломанным в верхней трети. Одет в длинную темно-синию безрукавку поверх желтоватой полотняной рубахи и черные штаны, закатанные до коленей. На ногах кожаные шлепанцы, мокрые, будто прогулялся в них по мелководью. Единственным грузом галеры стали два пассажира и их четыре лошади и собака, которых расположили в кормовой части. Накрапывал дождь, поэтому мне предложили место под тентом, который был как бы продолжением палубы короткого полуюта.
— Из-за дождей не уродится виноград в этом году. Нечего будет продавать крестьянам, не на что покупать еду. Голод начнется, — прокаркал шкипер, помогая мне устроиться в плетеном из лозы кресле.
Из-за теплой и дождливой погоды листья и молодые побеги винограда покрылись плесенью и желтыми пятнами. Бороться с этой гадостью пока не умеют. Крестьяне тупо обрывают пораженные листья, но это не останавливает болезнь.
— Неудачный год выдался, — согласился я.
Шкипер покивал головой, вытер рукой слезящиеся глаза и спросил:
— Можно отправляться?
— Поплыли, — разрешил я.
Двадцать четыре гребца, все молодые и крепкие мужчины в широкополых соломенных шляпах, одетые в рубахи, кожаные жилетки и короткие штаны, упершись босыми ногами в палубу, дружно налегли на весла. Двадцать пятым подчиненным шкипера был рулевой, который с трудом поворачивал тяжелый румпельный руль. В отличие от гребцов, шляпа у него была фетровая — положение обязывало. Для этих людей дождь был в радость. В жару грести тяжелее. Впрочем, перемещать практически пустую галеру им было не сложно.
На берегах реки все еще много замков. Для нынешней жизни они стали недостаточно комфортабельными, а содержание обходится очень дорого, поэтому большинство хозяев предпочитают ломать их и строить из полученного материала современные дома. Знали бы они, за какие деньжищи будут продавать уцелевшие замки в двадцать первом веке!
На реке почтовых станций пока нет, поэтому останавливались на ночевку в деревнях или городах. Неподалеку от пристани обязательно был трактир или гостиница. Там я и ночевал вместе со слугой, а мои лошади всю ночь набивали брюхо или на пастбище, или в конюшне. Экипаж, включая шкипера, спал на галере.
На пятый день мы прибыли в Орлеан. Город разросся с тех пор, как я был здесь в последний раз. Жанна д’Арк еще не стала святой, но восьмого мая ее поминают, называя Орлеанской Девой, спасшей Францию. Наверное, делают это, чтобы искупить вину за то, что предали и продали ее за десять тысяч золотых. Поэтому во Франции так много святых.
Я расплатился со шкипером за пять дней аренды галеры и дал еще за семь:
— Никому не говори, кого привез. Жди меня здесь неделю. Если не приеду, ты свободен, грузись, чем хочешь.