— Нет, для меня этот путь закрыт, идти мне некуда, — лицо ее стало печальным, — да, и привыкла я здесь.
Ее слова повергли меня в шок. Как можно привыкнуть к такому?
— Осуждаешь, — видимо Дила прочитала все на моем лице, стало стыдно. — Во мне больше нет былого рвения, я больше не стремлюсь освободиться. И эта жизнь не так уж дурна, если играть по правилам Милдрет. Здесь мне тепло, сытно и с девочками я очень дружна. Там, снаружи, у меня никого и ничего нет. Меня никто не ждет.
Я попыталась ответить, но девушка коснулась моей руки и ускользнула. И вовремя. В зал вошла Милдрет, осмотрела помещение, нахмурилась и уселась на один из стульев, чтобы наблюдать за моей работой.
Еще несколько раз Дила тайком подбиралась ко мне. Всегда приносила что-нибудь из еды, совсем чуть-чуть, но и это было для нее немалым риском лишиться благосклонности хозяйки Пристанища. В одну из таких встреч она поведала, что в скором времени Милдрет поедет в соседний город по делам и, скорее всего, задержится там на ночь. Это будет мой единственный шанс. Хозяйка покидала Пристанище очень редко и только по очень большой нужде. Сердце мое вспорхнуло, ему стало тесно в груди. Я не смогла скрыть улыбку, принесшую с собой слезы радости. Дила посчитала своим долгом напомнить еще раз, что если попытка не удастся, то заплачу я за это очень дорого. Ее слова уже не были важны, предо мной появилось личико брата так близко, словно я могла коснуться его уже сейчас, обнять и вдохнуть запах волос.
— Я проберусь к тебе и открою подпол, дальше все будет зависеть от тебя, — шептала Дила, — понятия не имею, как ты пройдешь мимо Летрока, который охраняет вход по ночам. Если все же сможешь, то беги сразу в порт, но держись в тени, не высовывайся. Бастор никогда не спит. Если останешься в этом платье, а не в том, в чем разносишь вино, на тебя могут и не обратить внимания. Отыщи рыбаков, тех, что ходят на маленьких судёнышках. Они не будут заламывать цену и не обидят тебя. Они нуждаются в деньгах. Как отъезд Милдрет приблизится я сообщу.
— А как же ты? Если она узнает, что будет с тобой?
— Не волнуйся, я подброшу что-нибудь в подвал, чтобы казалось, что ты открыла засов изнутри. Если постараться это возможно.
С тех пор я потеряла покой. Самым трудным было сдерживать улыбку и желание прыгать от радости. Предвкушение заставляло мои мышцы гореть и чесаться, если такое вообще возможно, я не могла сидеть на месте, подгоняемая безотчетной радостью. Мне не верилось, что совсем скоро я смогу дышать свободно, купаться в лучах утреннего солнца, а еще, несмотря на страх, обязательно нырну в прохладную воду и смою с себя грязь этого проклятого места.
Я постоянно молила бога о том, чтобы он чуточку помог мне, ну или просто не мешал. Обещала ему, что как только выберусь, отправлюсь к той семье, что советовал Кастор, и буду усердно и честно трудиться, чтобы с гордо поднятой головой заслужить свой заработок, скопить денег и отыскать брата.
Я продолжала прятать песты, которые время от времени попадались мне на глаза, и стоять на своем. Надеюсь, у меня хватит сил сбежать, если все пойдет, так как мы с Дилой задумали. Более всего я тряслась над этими деньгами, поскольку на них была вся надежда. Если не смогу выбраться с полуострова, меня очень быстро обнаружат и вернут сюда или, действительно, сделают чьей-то подстилкой. Эти песты — мой единственный шанс и ради них я тщательнее драила грязные после представления, а порою и заблеванные полы. Однажды я нашла драгоценный камень, совсем крохотный и не удержалась. Я знала, что не стоило его брать, но такая драгоценность повысит мои шансы на отплытие из Бастора.
Не знаю, какая это была по счету ночь, ночь побега, но кувырком все пошло, как только я выбралась из подпола. Уже тогда Милдрет наградила меня испепеляющим взглядом, но ничего не сказала. Я только за первый час дважды уронила разнос, за что получила несколько хороших затрещин. Потом случайно наступила на юбку одной из девушек и разорвала её, чем вызвала гнев танцовщицы. Ударила кувшином одного из посетителей, когда разворачивалась и облила вином какого-то важного гостя. Всё валилось из моих рук, которые тряслись, как обезумевшие, вторя колотящемуся от страха и радости сердцу.
Самое худшее случилось в разгар представления. Милдрет буквально подбежала ко мне и, схватив за шиворот, поволокла из зала. Я успела заметить, наполненные ужасом глаза Дилы. Хозяйке хватило терпения лишь на то, чтобы исчезнуть с глаз посетителей. Женщина пригвоздила меня к стене и надавила предплечьем на горло:
— Решила меня обворовать, тварь? — сквозь зубы процедила она.
Не до конца осознавая, что же случилось, я почувствовала, как от страха затряслись ноги. Милдрет разжала кулак, и на ней заблестел камушек, что я нашла на днях, а с ним и несколько пестов, спрятанных в подвале.
— Ах ты, змея! — прошипела хозяйка. — Как давно ты воруешь у меня, ничтожество?
Комната покачнулась, а ноги предательски подкосились. Слезы обожгли глаза. В эту самую минуту все мои мечты рухнули. Мне показалось, что я падаю, падаю, падаю, а потом, когда ошеломляющая мысль об уничтоженном шансе на свободу врезается в голову, со всего маху ударяюсь лицом о землю. До этого момента я даже не подозревала, что такое боль.
— Моё терпение лопнуло, гадина, — я видела, как наливаются кровью глаза Милдрет, она убрала руку. — Я сначала хорошенько отлуплю тебя палкой, а потом отдам Крайму и сама выберу клиента поуродливее, чтобы тебя выворачивало после ночи с ним.
Я оплакивала свои растоптанные надежды, постепенно соскальзывая на пол. Из логова Крайма мне уже не выбраться, а уж о накоплении каких-то монет вообще речи не идет. Мысли о брате чуть было не выпустили наружу вопль отчаяния, но я сдержалась, чувствуя, как он, не найдя выхода, разрывает сердце в клочья.
— Твоя жизнь кончится в грязи и зловонии потных мужиков, и это только если Крайм согласится тебя купить!