Офелия чуть прищурила глаза, посылая ясный сигнал. Она была чемпионом в том, чтобы заставить вас почувствовать себя ничтожеством одним лишь выражением лица. Когда я была ребенком, это разрушало мою самооценку, но на мне это уже годами не действовало.

Она драматично вздохнула.

— Не устраивай сцен, дитя. Твой неудачный выбор одежды и так привлекает слишком много внимания.

Я стиснула челюсти, чрезмерно осознавая тот факт, что на нас были устремлены десятки глаз, все надеялись увидеть что-нибудь, что подольет масла в огонь сплетен. Я прикусила язык, решив на этот раз промолчать.

Офелия повернулась ко мне спиной, затем остановилась, медленно поворачиваясь ко мне снова.

— Напомни мне наказать твою служанку. Она явно не справляется со своей работой, если наряжает тебя таким образом для празднования.

Я уставилась на нее. Мы обе знали, что я выбрала платье, и мы обе знали почему.

— Ты не тронешь ее. Ты знаешь, что моя служанка — моя ответственность. Мне бы не хотелось просить отца напомнить тебе.

Она напряглась, затем улыбнулась, ее тонкие губы почти исчезли.

— Что ж, возможно, я просто подарю тебе служанку получше. Ту, которая знает свое место.

Я знала, что ее комментарий предназначался мне.

— Я думаю, она прекрасно знает свое место.

— Иди поздоровайся со своим отцом. У него не будет времени для тебя, когда делегация прибудет для представления, — приказала она, прежде чем уйти, а за ней последовала вереница подхалимов.

Будь воля королевы, меня бы отправили в храм, откуда мне запретили бы возвращаться и посещать замок. Но я не была создана для жизни в рабстве у кого бы то ни было. Даже у Бога.

Не обращая внимания на взгляды и перешептывания, я направилась к возвышению в конце двора, где, как я знала, на большом троне с замысловатой резьбой должен был сидеть мой отец. По крайней мере, я прибыла раньше делегации Коноса. Как только король официально представит их двору, я смогу улизнуть, и никому не будет до этого дела.

Что-то зацепилось за край моего платья, и я споткнулась, когда оно опасно низко соскользнуло на груди. Схватившись за ткань на груди, я выдернула ее остаток из-под сандалии.

— Смотри, куда идешь, — прошипела я, поднимая глаза, чтобы впиться взглядом в преступника.

Ослепительные серые глаза, которые, казалось, мерцали и светились, как языки пламени в фонарях вокруг нас, уставились на меня сверху вниз. Они притягивали меня, как волнение моря перед штормом.

— Тысяча извинений, мадам.

Я чуть не застонала от звука его голоса. Насыщенный и глубокий, с некоторой мужской хрипотцой. Такой голос, который ты хотела бы слышать, шепчущим тебе на ухо, при неприличных делах.