Перед свадьбой Иоланда писала матери Изабеллы, но ответ получила от герцога. Оба решили, что их юные дети, вынужденные немедленно сочетаться браком ради объединения земель, по меньшей мере год не должны делить друг с другом постель: Изабелла только-только вышла из детского возраста.

Услышав об этом условии, Рене сообщает матери: «Глядя на нее в день свадьбы, я надеюсь, что год пролетит быстро!»

Весной и летом 1421 года, после судьбоносного договора в Труа, Карл не сидит сложа руки. Он постоянно появляется в доспехах во главе своих войск, всем показывая, что до сих пор считает себя дофином, хотя и был лишен права на трон. Простолюдины часто видят, как он мчится по дороге от одного города к другому в окружении внушительной свиты, одетой в его фамильные цвета – белый, красный, синий, в поисках союзников. Над процессией развеваются знамена с гербами Карла: на одном закованная в броню рука сжимает меч, на другом святой Михаил поражает дракона, и благодаря своим войскам Карл убедительно выглядит в роли законного правителя.

Следуя распоряжениям королевы Сицилии, Жан Дюнуа сопровождает дофина везде, где необходимо его присутствие. В его лице Карл обрел не просто друга детства, но защитника и мудрого советчика. По просьбе Иоланды Жан отправляется с Карлом в один из его отдаленных городов на побережье, Ла-Рошель. Вскоре после этого к Иоланде прибывает гонец со срочным письмом от молодого Дюнуа. Тот пишет, что едет с дофином обратно в Бурж и должен без промедления явиться ко двору Иоланды, чтобы лично сообщить ей о случившемся в Ла-Рошели.

Через несколько дней Жан Дюнуа прибывает в Тараскон. Стоит ясная, солнечная погода, и Иоланда хочет было предложить разместиться в дворике под деревом, как вдруг замечает, что Жан весь покрыт пылью. Видимо, он мчался без передышки, чтобы поскорее до нее добраться. Обычно гости перед визитом в замок останавливаются в близлежащей таверне, чтобы привести себя в порядок. «Как же он вырос, каким видным юношей он стал», – думает Иоланда, когда они входят в большой зал – тот самый зал, который застал столько детских игр, столько трубадуров и менестрелей. Иоланда хочет напомнить об этом Жану, но видит его озабоченное лицо и осекается.

Жан кланяется Иоланде в знак приветствия, и та отправляет его мыться и переодеваться, а также велит слугам отнести наверх еду и напитки, чтобы они с Дюнуа могли поговорить наедине.

Жан возвращается. Он скинул запятнанное дорожное платье, надел чистые штаны и ботинки, расчесал волосы, умыл руки и лицо. Иоланда ловит себя на мысли, каким юным он выглядит.

– Теперь я наконец могу тебя обнять, – говорит она и прижимает его к себе; но в груди у Жана тугой пружиной свернулось напряжение, и герцогиня это чувствует.

– Пойдем посидим вместе, – продолжает она так ласково, как только может, чтобы он чуть-чуть успокоился. Они входят в любимую комнату Иоланды – маленькую желтую гостиную между ее спальней и бывшей спальней Людовика. На темно-красных бархатных подушках нежатся левретки – и обиженно ворчат, когда их сталкивают, чтобы освободить место. Солнце освещает ковер и меха, раскиданные по полу, и Иоланда уносится мыслями в те далекие времена, когда тут резвились и шалили подрастающие дети.

– Жан, дорогой, – начинает Иоланда, – прости меня, что я отношусь к тебе как к одному из своих детей, хотя вижу перед собой высокого взрослого мужчину.

Тот не улыбается в ответ, и Иоланда понимает, что Жан принес поистине плохие новости. Впрочем, он наконец садится. Она бросает в огонь несколько веточек розмарина; слуги приносят еду. Дождавшись, когда они уйдут, Жан делает глубокий вдох и выпаливает:

– Любезная моя госпожа, я так торопился сюда, потому что должен сообщить вам об очень важном происшествии, которое могло затронуть дофина. – Ему не до светской болтовни – видно, что дело серьезное. – Неделю назад я по вашей просьбе отправился с принцем Карлом в Ла-Рошель. Мадам… там случилось ужасное.

Иоланда осторожно кладет обратно на тарелку кусок пирога. Произошла какая-то трагедия, но какая?

– Думаю, вы знаете – по крайней мере, мне так кажется, – что с тех пор, как дофин стал свидетелем ужасной резни в Монтеро, он боится деревянных мостов. Теперь, после того, что произошло в Ла-Рошели, он клянется, что никогда и шагу не ступит в зал, набитый людьми.

Иоланда придвигается к своему юному другу, который сидит на больших мягких подушках, и накрывает его дрожащую руку своей.

– Жан, дорогой, просто расскажи мне спокойно, что случилось, – говорит она, пытаясь унять его волнение.

Жан снова делает глубокий вдох и, глядя в пол, начинает: