Тварь умела притворяться и ждать. Но в этот раз уловки не пройдут. Не слушай его. Давай. Сделай это прямо сейчас.
Девушка с собакой прошла мимо, не посмотрев в их сторону. Из ушей у нее спускались вниз и исчезали в вороте кофты проводки наушников. Если ты не сделаешь это сейчас, ты не сделаешь это никогда.
– Не знаете с чего начать? Давайте начну я. Я никогда никому не рассказывал об этом.
Во рту пересохло. Пальцы до боли сжали ручку ножа. Высохшие мышцы веревками натянулись под кожей. Левая нога слегка сдвинулась в сторону, готовясь к повороту тела. «Это тебе за маму и за Витю, Тварь». Мысленно она уже убила его бессчетное количество раз. Чтобы превратить мысль в действие, требовался последний нервный импульс от головы к телу. Но он все не поступал.
– Я был под Деревом счастья четырнадцать лет назад. Моя жена была беременна. Она долго не могла забеременеть. На седьмом месяце у нее открылось кровотечение. Ее положили в больницу. Сказали, что ребенок умрет и нужно будет делать искусственные роды. Один мой пациент вызвался помочь. Да, тоже пациент. Видите, как все повторяется и переплетается. А еще он сказал, что всякий, кто побывал у Дерева счастья, рано или поздно сходит с ума. – Врач выдержал паузу, словно задумавшись, и через несколько секунд продолжил: – Так вот. Этот человек отвел меня к Дереву, набрал бутылку сока и отдал мне. Соком я напоил жену…
– Кого вы убили там, доктор? – спросила она.
Вопрос сам вырвался у нее изо рта и прозвучал неожиданно громко, как свисток на крышке скороварки.
Врач стал меняться на глазах. Седеющая щетина на лице превратилась из мужественной в жалкую. Исчезла усмешка. Складки от опущенных вниз углов рта к носу стали глубже. Лицо постарело и превратилось в маску растерянности и отчаяния. Он вдруг стал похож на Гену, когда тот узнал, что нужно ехать в край на шунтирование.
– Женщину. Не я. Шматченко. – Врач запинался, как первоклассник, порвавший библиотечную книгу. – Но я привел ее туда. Я не знал, чем все кончится.
И каждое его слово отбрасывало ее от намеченной цели все дальше и дальше. Она все ярче и четче видела перед собой человека. Все еще живого несчастного человека, в котором поселилась Тварь. Старуха вспомнила куст герани в читальном зале, который она так и не решилась выбросить. Цветок увядал из-за старой выхолощенной земли. Заменить грунт оказалось невозможно. Все опутали корни. То же самое происходило и здесь.
– Но вы ведь там тоже были. Верно? – спросил врач, ища себе оправдания.
– Да. Была. Но никого не убивала.
Он опустил голову. Полоснуть ножом по горлу этого разбитого и беспомощного человека сейчас мог бы и ребенок. Но не она. Она не могла. Потому что она не герой Достоевского или Драйзера, а обыкновенная старуха, попавшая в трудную ситуацию. Измотанная многолетней борьбой со злобным сильным существом, испуганная и усталая. Потому что одно дело следить за кем-то с остановки, выбирать в магазине подходящие ножи и шампура и потом размахивать ими в гостиничном номере, и совсем другое дело – полоснуть этим ножом по горлу или вонзить шампур в живот.
Перед глазами старухи возникла фотография с мамой и братом. Мертвая неотомщенная семья укоризненно смотрела на нее.
– Послушайте, стало совсем холодно, – прервал врач продолжительное молчание. – Давайте пересядем в другое место. На противоположной стороне от входа есть пиццерия. Пойдемте. Вставайте. Я вам помогу.
Он поднялся и взял ее под руку, в которой минуту назад она сжимала нож.
27
До постройки «Красной площади», куда впоследствии съехали почти все вещевые магазины города, на углу Шмидта и Мира располагался магазинчик «Мир обуви». В нем Игорь пару раз покупал себе туфли. Теперь здесь была пиццерия.
Зал был чуть больше домашней гостиной. Стулья, окружавшие шесть столиков, касались спинками друг друга. Двое – парень в спортивной куртке и девушка в легкой кофточке – сидели у барной стойки. Из колонок в потолке под вой зурны и удары барабана вываливались исковерканные перепадами по высоте и громкости слова. Воняло горелым хлебом. Не особо уютно, но намного лучше, чем на лавке, в холодном сумраке среди деревьев.