Девочка отступила на шаг назад и опустила глаза. Лоб сморщился, губы как будто вдруг припухли. Доронин осекся. Она не имела ни к больничному борщу, ни к бывшей жене, ни к Коле Павлушкину никакого отношения.
– Как тебя зовут? – Доронин слегка наклонился, чтобы лучше слышать ее.
– Оля.
– Оль, ты молодец, что пришла. И Лизе, когда она поправится, будет очень приятно, что у нее есть такая подруга. Но я тебя не пущу.
Он хотел добавить «не положено», но передумал. Зачем плодить вранье? Причина – не в установках начальства, а в том, что с некоторыми вещами лучше знакомиться как можно позже (а еще лучше – никогда).
– А вы не могли бы передать ей пирожки? – Она протянула зажатый в руке пакет.
– Не передам. Сегодня она точно не сможет их съесть, да и завтра, скорее всего, тоже.
– Я могу сдать кровь для переливания. У меня первая группа. Всем подходит.
– Оль, ей не надо сейчас ничего, кроме везения и покоя.
– Тогда возьмите вы. – Она снова протянула пакет.
– Угощаешь?
Девочка кивнула.
– Знаешь, у нас в отделении к пирожкам предвзятое отношение. В определенных условиях даже образованные люди становятся суеверными. Но я возьму парочку. Себе и сестре, если ты не возражаешь.
Девочка радостно закивала головой. Она пришла сюда, чтобы сделать что-нибудь полезное для своей подруги, и сейчас он мог помочь ей в этом, просто приняв угощение.
– Спасибо, – сказал Доронин и взял два пирожка из пакета. – А теперь мне пора.
– До свидания.
Доронин закрыл дверь. Ему следовало поторопиться. Через сорок минут он должен был передать историю болезни Коли Павлушкина в морг.
22
Тучи закрыли небо, и стало сумрачно, как вечером. Голые деревья блестели сырыми стволами, под ними ковыряли грязь серые вороны. На порожках молча курили два парня в спортивных костюмах. Сколько помнил себя Игорь, больничный двор всегда выглядел уныло. В любую погоду.
– Две минуты. Я скоро вернусь, – сказал Игорь Марине, протягивая ключи от «Тойоты». – Прогрей пока.