6.1. Отчетная кампания в Советах

Теперь давайте перейдем к еще одной мобилизационной кампании. В то время как проверка партийных документов превратилась в чистку кадров, внимание к управленческой эффективности проявлялось и в другой кампании – отчетной кампании в советах, которая проводилась одновременно и на практике совмещалась с обсуждением конституции летом и осенью 1936 года[163]. Общенациональная кампания отчетов в советах накануне выборов как инструмент укрепления советской демократии была идеей Енукидзе 1934 года[164]. Хотя сейчас Енукидзе был в немилости, его идея была реализована. 2 августа Президиум ЦИК инициировал проверку советов всех уровней, поручив председателям организовать отчеты советов избирателям и их критику, а также избрать депутатов на районные, краевые и всесоюзные съезды. Эта отчетная кампания, будучи проверкой работы функционеров и инструментом оживления деятельности советских органов власти, рассматривалась как подготовка к будущим выборам в советы в соответствии с новыми конституционными нормами. В этой главе мы рассмотрим, как отчеты в советах слились воедино с обсуждением конституции, особенно по вопросу о новых правилах проведения выборов.

Неэффективность политической системы советов росла по мере того, как партийное государство усиливало свой контроль над советами. В ответ на понятную бездеятельность советов партией периодически предпринимались попытки их оживления, например, в 1924–1926 годах с целью расширения партийного влияния в сельской местности. То, что советы не выполняли наказы избирателей и не отчитывались о проделанной работе перед избирателями, было обычным делом[165].

Отчетная кампания в советах началась в августе 1936 года и стала очередной попыткой центральных властей активизировать советы, которые сама же партия и выхолостила.

В соответствии с указом Президиума ЦИК от 11 июня 1936 года началось всенародное обсуждение конституции. Наряду с организацией собраний и кружков для обсуждения и изучения конституции кампания включала в себя сбор и обобщение комментариев населения. Обязанностью партийных организаторов и председателей советов было составлять регулярные отчеты и направлять их в ЦИК. Из-за привычной незаинтересованной реакции местных кадров центр был вынужден толкать и тянуть их, что было многолетней общепринятой практикой в отношениях между центральной и местной властью – ничего нового. После указа председатель ЦИК Михаил Калинин направил телеграммы председателям советов всех уровней с требованием регулярно представлять декадные отчеты о ходе обсуждения и сводки предложений населения[166]. Он поручил местным кадрам связать обсуждение новой конституции с улучшением работы советов. Созвучно июльскому письму ЦК КПСС в адрес комитетов партии, мобилизующих их на поиск врагов в своих рядах, две недели спустя в новой телеграмме от 14 августа Калинин выразил недовольство слабой работой советских органов по освещению дискуссии. Он поставил задачу региональным чиновникам, чтобы обсуждение новой конституции и ее нововведений «активизировало и улучшило работу советов и исполкомов». Председатель ЦИК раскритиковал местных работников и призвал их удвоить усилия: «Ряд советов обсуждением руководят слабо, самоустраняются. …. (1) Возложить персональную ответственность за руководство обсуждением на председателей советов и исполкомов. (2) Организовать повседневный учет и обобщение всех материалов и предложений. Представлять статотчетность и информсводку – 1 и 16 числа месяца…»[167].

Подобно тому, как партийные комитеты проявляли нежелание охотиться за врагами в своих рядах[168], местные советские работники – теперь, в августе, после первоначального всплеска активности в июне и июле, занятые сбором урожая в условиях надвигающегося голода и бегства из колхозов – так же неохотно организовывали собрания и игнорировали отчеты. Похоже, их не волновало улучшение их работы: «Самокритика недостатков в работе советских органов недостаточна», – подчеркивала «Правда». «Уже одно только обсуждение проекта конституции выявит косных заплесневелых руководителей, неспособных к руководству… отсеет немало и дураков…»[169].

Раздраженный бездействием советских работников, ЦИК 12 сентября собрал Президиум и заслушал отчеты из нескольких регионов о ходе дискуссионной кампании. ЦИК в очередной раз настаивал на регулярных отчетах и теперь подчеркивал задачу критики и увольнения бюрократов в советах. Президиум предлагал следующую схему информационной отчетности о всенародном обсуждении:

Шаблон служил политическим фильтром, который не только структурировал отчеты, но и определял дискурс на собраниях, а также поведение организаторов. Как становится ясно из инструкций ЦИК, обсуждение конституционной и избирательной реформы использовалось в качестве инструмента для направления народного недовольства против местных чиновников и их неэффективного управления. Но когда центр снова и снова подталкивал местных чиновников к продолжению новых раундов обсуждений, обязывая их либо совершенствовать свою работу, либо самостоятельно вычищать неэффективные кадры, они часто отказывались понимать свою задачу. Председатель исполкома Горьковского края не призывал к чисткам, когда в сентябре 1936 года инструктировал местных работников советов по отчетной кампании в свете конституции[171].

Эмиссары направлялись в провинции, чтобы убедиться, что местные руководители понимают и выполняют инструкции. Инструктор ЦИК Бабинцев отправился в Оршанский и Борисовский районы Белоруссии и обнаружил «недочеты в организации всенародного обсуждения конституции, [состоящие в том] что советы и исполкомы не направляли обсуждение на критику недочетов в работе советов и их депутатов. Отзыв депутатов из состава советов в связи с обсуждением проекта конституции имел место только в 3 сельских советах Борисовского района». Подчеркнув в первую очередь задачу чистки аппарата, Бабинцев лишь во вторую очередь сообщил об еще одном провале – в организации каталогизации комментариев населения. «Телеграмма М. И. Калинина… не создала перелома в этом вопросе»[172]. Та же неспособность «направить критику на недостатки советов и депутатов» наблюдалась и в Павловском совете Горьковского края, где не было ни одного отзыва. Местные кадры чувствовали угрозу своему положению. Как сообщила «Правда», рабочие предупредили председателя Ворсменского поселкового совета в Горьковском крае, который игнорировал их наказы, что если он не выполнит их требований, они проголосуют за его отзыв. Центральный орган Коммунистической партии цитировал Сталина: «Критерии, с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам [будут высокими], отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры»[173]. Как инструкцию что надо делать, «Правда» начала печатать сообщения с мест о массовых отзывах нерадивых депутатов. Пытаясь сохранить свои собственные кадры, представители районных советов на собраниях часто пытались перенаправить критику на нижестоящие сельские советы так, чтобы, по словам Гетти, «направить огонь на более низкие уровни иерархии».

6.2. Кадры на местах: между молотом и наковальней

Как видим, осенью 1936 года две кампании – отчеты советов и обсуждение конституции – слились и, по указаниям Москвы, были направлены против регионального советского аппарата. Апатичная реакция региональных властей была понятна: они чувствовали, что кампании были направлены против них. Отвечая на давление Москвы, они сообщали ЦИК формальности о собраниях, критике и, при необходимости, перечисляли несколько случаев отзыва депутатов, в основном за плохое управление, хищения и пьянство[174]. Общесоюзная «Крестьянская газета» и местная воронежская газета «Коммуна» использовали одни и те же стандартные формулы: «Обсуждение проекта конституции сопровождалось критикой работы советов и исполкомов и отзывом некомпетентных чиновников», – хотя часто без цифр и фамилий отстраненных депутатов. Избегая требуемой сверху критики в свой адрес, советские работники часто ограничивали собрания простым чтением статей конституции. В культурной и политической обстановке 1930-х годов ситуация, в которой оказались местные чиновники и пропагандисты конституции, часто была опасной. Действительно, многие должностные лица среднего звена и работники культуры зачастую не понимали юридических тонкостей конституции и не обладали достаточными знаниями, чтобы объяснить этот документ простым людям. Однако неисполнение обязанностей и указаний было вызвано не только невежеством, низким уровнем образования и нежеланием чистки своих собственных рядов. Как справедливо отметила Карен Петроне, за их «ленью» стояла неспособность справиться с бьющим в глаза противоречием между конституцией и повседневной практикой, что неизбежно вызывало неудобные вопросы у аудитории, на которые несчастные чиновники не могли дать ответ:

Более того, любой ответ мог привести функционеров к серьезным неприятностям в напряженной атмосфере поисков врагов. Во избежание возможных опасностей некоторые организаторы запретили задавать вопросы на собраниях. Руководители или пропагандисты могли ожидать наказания сверху за то, что не продвигали новый официальный курс, но и объяснение и доведение новых свобод до их логических целей могло бы доставить им неприятности. Что они могли ответить на вопрос о свободе слова: «Может ли тот или иной гражданин говорить то, что он вздумает?» Петроне рассказывает о репетиции выборов в Верховный Совет, организованной заведующим избы-читальни, который в конечном итоге был обвинен в профанации важного мероприятия[176]. Причиной апатии чиновников было то, что они чувствовали угрозу своим позициям и сверху и снизу, опасаясь, что новые свободы и предстоящие выборы могут привести к отстранению их от власти. Поощрение людей к реализации своих прав в соответствии с конституцией и отзыву бесполезных бюрократов со своих постов означало бы рубить сук, на котором они сидели.

Перед всеми – чиновниками и участниками собраний – стояла непростая задача найти безопасный путь между официально декларируемыми нормами, которым надо было следовать (свобода слова), и неписаными, согласно которым общество и власть действительно функционировали (репрессии за критику колхозов, например). Для участников собрания определенное поведение – непосещение, отсутствие комментариев или критики – также могло иметь опасные последствия. Когда газеты настойчиво инициировали критику снизу, рабочий Аржиловский писал в своем дневнике: