Что тут сказать, следующие несколько часов были для Гретты сплошным шоком.
Сначала ее надолго выбило из колеи известие об убийстве сестры и гибели подруги, после которого она молчала всю дорогу домой, а потом надолго уединилась с Дороти в гостиной.
Затем был поток отборной брани, когда она узнала, что ее сестра не только продолжила отношения «с этим засранцем Дроссельмейером», но еще и родила от него ребенка, проведя в этом городе остаток своей жизни в качестве его любовницы. Когда же поток обсценной лексики на тему «Да эта Элла никогда мужиков выбирать не умела!» иссяк, Гретта сначала обратила наконец на меня внимание. А переварив это знакомство с собственной племянницей, ответила на вопрос Дороти о том, где находится та Долина, в которой искать Лану.
Когда ответ был получен, Кексик (все это время благополучно проспавший как убитый) отправился в дорогу с письмом от Гретты, которое должен был той Лане передать. И желательно, вернуться вместе с ней. Ну или хотя бы принести от нее ответ.
Я к тому времени как раз распродала пирожные (оставив несколько к чаю для внезапно нагрянувших гостей). И поймала себя на том, что не спав уже больше суток (причем суток, мягко говоря, непростых) уже просто физически не способна вообще ни на что. Как оказалось, не я одна.
Поэтому было решено, что все мы сейчас хотя бы немножечко поспим, упав кто куда, а после продолжим.
Когда же эти несколько часов отдыха прошли, Дороти принесла плохие новости: в город сегодня утром прибыл генерал Адриан Лайсонс. И сбегав вместе с соседкой на рынок, чтобы накупить продуктов, я по дороге назад даже увидела его краем глаза в толпе, возле центрального управления стражи… и вздрогнула при виде этого уродливого карлика на длинных тонких ногах, в черных волосах которого поблескивали на солнце три золотых волоска.
— Ох, какой же он красавчик! — внезапно томно охнула какая-то девица за моей спиной. Сначала я было решила, что она говорит о ком-то другом… но нет! Эта девушка, как и чуть ли не все вокруг, с восхищением смотрели именно на этого напыщенного уродца в кителе с эполетами!
— Таки да, все же, наш враг — очень привлекательный мужчина, — покачала головой Дороти, чем заставила меня поперхнуться и закашляться.
Либо у всех вокруг меня очень серьезные проблемы со зрением, либо пока я спала, в мире как-то… слишком радикально переменились понятия о красоте.
Тем не менее, это, наверное, была меньшая из наших проблем. И куда большие нам мог организовать как раз этот вот парень. А еще — те, кто вероятно пришел вместе с ним, но оставался в тени.
Те, кто убили мою маму. Сестру Грея. Тех попаданок, которых пытался найти Кексик. И еще многих, очень и очень многих людей.
Следовательно, мы весьма вовремя освободили Гретту, а теперь нам нужно поторопиться, если мы в самом деле хотим помешать этим мерзавцам.
Попрощавшись со мной на последнем перекрестке, Дороти побежала на работу, чтобы ни у кого не вызывать подозрений. При этом, конечно же, пообещала вернуться к нам до ночи.
— Ох, это… ты… — немного подскочила Гретта, когда я, придя домой, зашла на кухню с корзиной покупок.
— Сериз, — напомнила я, тяжко вздохнув.
— Да-да, прости. Просто мне немного… странно смотреть на тебя. Ты слишком на нее похожа, — пробормотала женщина.
— В таком случае, можете представить, каково сейчас мне, — буркнула я в ответ.
— И правда, — немного нервно хохотнула мамина близняшка. — Никак не могу все это переварить. И в то, что она погибла… и в то, что осталась с тем эгоистичным говнюком уж-прости-если-у-тебя-к-папочке-остались-особые-теплые-чувства.
— Да не сказала бы, — призналась я. — Может он и правда любил мою маму… но своим ребенком от этой любимой женщины не особо интересовался. Если верить сну-видению, который я когда-то видела, отсутствие у меня эмоциональной связи с ним было важным условием, согласно которому, как я поняла, те Цахес и Камог не чуяли во мне что-то, из-за чего я была бы в опасности. Причем это касалось не только того, что я его дочь — уж этот факт они, судя по всему, знать были должны. Но… чем дольше я об этом размышляю, тем больше думаю, что вероятно, из-за того, КЕМ был мой отец, в моей природе может быть нечто, что они хотят использовать, и чего вероятно не могли почувствовать раньше, до его смерти.