Дисциплинированно усевшийся у ноги Рекс заворчал: повышать на хозяина голос в его присутствии было опасно. Олег махнул рукой, может, она всегда дурой была, просто не замечал? Девушка, еще выше задрав нос, зашагала от него, но споткнулась о лежащую доску и упала прямо в кучу золы, которую вытряхнули из печек, на которых готовили еду. Северов вздохнул, ну хоть какое-то постоянство в жизни есть. Василиса стояла неподалеку и вытирала ветошью руки, увиденная сцена также вызвала у нее непроизвольный вздох. Олег ее заметил.

– Василиса, пожалуйста, возьми чумазика и отведи в баню. Я знаю, ты умеешь.

Северов развернулся и пошел дальше, Рекс потрусил рядом, несколько раз обернувшись и, Василиса была уверена, ухмыляясь во всю пасть. Она подошла к чумазой летчице, молча хлопавшей глазами, взяла ее за руку и потащила за собой под дружный хохот видевших эту сцену.

Баню протопили довольно давно, поэтому в ней было просто тепло, но не жарко, зато горячей воды имелось достаточно. Настя была поставлена в таз, Василиса принялась ее отмывать, причем делала это с досады довольно жестко.

– Ай, да я сама. Что ты со мной как с маленькой!

– Мне командир приказал, так что стой спокойно, а то хуже будет!

– Ты чего?

– Ну ты, Настька, и дурища! Ты совсем спятила? Фордыбачишь, и перед кем?

– Так что теперь? Если он командир и герой, все перед ним тут в штабель укладываться должны?

– Ты что несешь?! – закричала Василиса. – Кто все? За кем он здесь, кроме тебя, ухаживать пытался? Ты хоть знаешь, дура, сколько у него забот? Он с самим товарищем Сталиным разговаривает, а тут какая-то пигалица перед ним хвостом крутит!

И Василиса от души шлепнула Настю по голой попе, получилось звонко.

– Ой! Ты что дерешься? – летчица вдруг разревелась. – Ну и пусть! Я к нему… А он… Пусть к своим англичанкам и француженкам идет!

– Какие англичанки? Какие француженки? Ты спятила совсем? Откуда они тут возьмутся?

– Не тут, а в Африке!

– В Африке негры живут, идиотка малолетняя! Это тебе все Музыка наплел? Да больше некому! Ты точно круглая дура! Ты кому поверила?!

Василиса просто кипела от возмущения, она окатила завизжавшую Настю холодной водой и выскочила из бани, торопливо оделась и побежала в мастерские. Светлова была расстроена до глубины души. Она очень сильно любила своего Булочкина и была с ним счастлива даже на положении ППЖ. Она тактично не напоминала об этом Олегу Петровичу, так как считала, что, пока идет война, забот у него и без нее хватает, вот кончится война, тогда посмотрим. И еще она поняла, что внутри нее что-то изменилось, задержка уже два месяца. Значит, она беременна! Василиса понимала, что об этом обязательно надо сказать Булочкину, но не решалась. Каждый день она хотела сделать это, но в последний момент откладывала на завтра, и так каждый день. Довольно тесно общаясь с Авериным и Северовым, она их неплохо узнала, да и Булочкин иногда кое-что рассказывал. Она видела, что Северов любит Настю, но понимала, что сейчас не мирное время и у командира ОАГ просто нет времени на длинные красивые ухаживания. А та ведет себя как капризная дура. И вот проговорилась о причине. Это же надо, поверить Музыке! Все еще кипя, Василиса вбежала в мастерские и принялась с остервенением крутить гайки на разбираемом двигателе. И только потом сообразила, что Настя не может выйти из бани, ведь вся ее верхняя одежда брошена в стирку. Увидев сержанта Малинину, летчицу связного звена, она попросила отнести что-нибудь Насте в баню.

Тем временем в полках кипела работа. В течение трех дней все летчики сдали зачеты по району боевых действий, начались боевые вылеты. Наибольшую активность проявляли истребители, штурмовики и разведчики, часто поднимались в воздух летающие радары.

Как и предполагал Северов, возникла некоторая проблема. Солдаты и офицеры прибывших частей ходили в увольнительные в Ленинград, общались с местным населением. Одно дело просто знать, что в Ленинграде проблемы с продовольствием, что его улицы бомбили и обстреливали с лета 1941 года. И совсем другое дело видеть переживших это людей, слушать их рассказы, смотреть им в глаза. Первое время ненависть к оккупантам просто зашкаливала, командованию группы и авиаполков пришлось немало потрудиться, чтобы бушевавшие эмоции не мешали нормально соображать в бою.