– Никак нет! В полку таких специалистов не имеется. Политрук Глушкевич лучше всех в полку знает немецкий язык, но на допросах пленных, где он обычно используется как переводчик, некоторые сведениями, которые сообщают «языки», перевести не может. Приходится ему использовать словарь, чтобы выдавить из фашиста нужную информацию.

– Жалко! А не знаешь – есть ли такой специалист в артдивизионе?

– Точно могу сказать, что нет! Я вчера по просьбе командира артдивизиона направлял к ним Глушкевича, чтобы он перевёл артиллеристам какую-то инструкцию по ремонту трофейной пушки. Их кулибины так там намудрили, что без ста граммов не разберёшься, а так как у нас сухой закон, то пришлось для того чтобы разобраться, рыться в немецкой документации.

Подполковник хоть и был в растерянности от моих вопросов, но солдатскую смекалку проявил. В завуалированной форме поднял перед командармом вопрос о приказе отменить водочное довольствие во всех подразделениях армии. Наивный, он думал, что этот приказ продвинули политорганы, а командарм, узнав о том, что водка помогает даже в деле ремонта вооружений, не говоря уже о боевом настрое, тут же отменит эти происки борцов с зелёным змеем. Знал бы он, что самый главный борец с алкоголем стоит перед ним, то даже и заикнуться не смел бы о чёртовых ста граммах. Я ещё с Финской войны уяснил для себя, что только трезвый может победить врага. Даже у слегка поддатого бойца снижается чувство опасности, и иногда он даже бравирует своим бесстрашием. Конечно, приняв стакан водки, легче подняться в атаку, но добраться живым до врага гораздо труднее. А нам обязательно нужно было добраться до мозга врага, которым, несомненно, являлся штаб группы армий «Центр», дислоцированный под Варшавой, – ликвидировав его, мы заставим биться в конвульсиях всего коричневого монстра. Трудная и почти невыполнимая задача, и малейшая ошибка, бравада, действия на авось, наверняка похоронят все наши благие намерения. Поэтому, несмотря на возражения того же Пителина, что решение непродуманно, я и отдал этот приказ по армии.

Целый пласт воспоминаний о Финской войне подняли слова подполковника, где он упомянул о пресловутых ста граммах. И о том, как я сам разливал своим ребятам трофейный виски, когда мы из последних сил удерживали захваченный финский дот. Тяжело было, и тогда алкоголь действительно оказал благотворное действие – снял адское напряжение и укрепил решение стоять до конца. Но тогда мы уже достигли цели, и шансов выжить практически не было. То, что я выжил, это счастливое стечение обстоятельств и, конечно, Шерхан. Сам раненый, он умудрился вытащить к нашим и тяжело контуженного командира – то есть меня. А ещё эти воспоминания напомнили о нашем лихом рейде на трофейном бронетранспортёре. Это перекликалось с тем, что я хотел повторить и при взятии этого городка. А что?.. Трофейные «ханомаги» имелись, и не просто имелись, а стояли метрах в пятистах от НП полка. Бронедивизион лейтенанта Костина прибыл вместе со мной. И естественно, бронетранспортёры я захватил не для сопровождения командарма по вражеской территории, а для оказания помощи бронетехникой в штурме этого городка.

Ещё когда комдив-86, связавшись со штабом армии (роль которого сейчас исполнял штаб 6-го мехкорпуса), сообщил о том, что возникли сложности с исполнением графика наступления, я понял, что дивизия столкнулась с ожесточённым сопротивлением фашистов и собственными силами преодолеть его не может. Под рукой был только бронедивизион, другие резервные подразделения под командованием Сомова были брошены на помощь мотострелковой дивизии.

Да, вот именно, шёл всего лишь второй день наступления, а все резервы были уже задействованы, и это притом, что немцы ещё даже не привлекли своих резервов для локализации нашего прорыва. Оборонялись только теми подразделениями, которые на данный момент оказались на пути нашего наступления. А в основном это были всего лишь тыловые и вспомогательные части вермахта. Только сейчас я начал понимать ошибочность своих предположений, что тыловые части немцев похожи на стада непуганых баранов, которые начнут разбегаться, как только увидят наш танк или бронеавтомобиль. Ничего подобного – даже обозники не паниковали, а довольно грамотно уходили с линии атаки, укрываясь в лесах. При этом иногда и отстреливаясь от бронетехники. Никак у нас не получался лихой рейд по тылам гитлеровцев. Вязко всё проходило, с большими нашими потерями.

Уже два эшелона было забито ранеными красноармейцами и командирами. Это была одна из причин, почему мы наступали вдоль железной дороги. А ещё, конечно, эшелоны с боеприпасами и топливом. Но санитарные поезда и огромное хозяйство Бедина, которые передовые дивизии тащили за собой, были только одной из причин, почему мы держались железной дороги. В конце концов, можно было напрячься и обойтись автомобилями и гужевым транспортом. Раненых перевозить в Белостокский госпиталь, без полевых хлебозаводов и банно-прачечного отряда, как-нибудь обошлись бы. Но что делать с целым эшелоном цистерн с дизтопливом? Где взять столько артиллерийских транспортёров или тракторов, чтобы тащить за собой пять гаубичных артполков РГК? Или что, оставить их на позициях, на которых они пробивали передовую оборону немцев? И это после того, как удалось обеспечить эти артполки боезапасом? Да не в жизнь!

Хотя ещё вчера такая мысль была. Но обстоятельства изменились, летучий отряд Рябы на полигоне Червоный бор всё-таки обнаружил артсклад, набитый боеприпасами для 152-мм гаубиц. Кроме выстрелов к нашим монстрам, там были большие запасы снарядов и других калибров. С этим складом было много удивительного. Хотя бы то, что Червоный бор был несколько дней в тылу у немцев, но при этом склад остался цел и охранялся красноармейцами. Как какой-то морок невидимости и неизвестности накрыл эту территорию. У нашего командования совсем вылетели из головы все сведения о наличии весьма немаленького склада боеприпасов на территории полигона Червоный бор, а немцы, захватив казармы стрелковой части, дислоцированной в двух километрах от артсклада, даже не удосужились прочесать расположенный невдалеке лесной массив. Бардак, как у нас, так и у немцев. Но в этот раз бардак оказался в пользу русских, а морок мог затуманивать голову кому угодно, но не Рябе. И вот благодаря моему боевому брату, ветерану Финской войны капитану Курочкину, наше авантюрное наступление получило материальную базу. И что немаловажно, плечо подвоза боеприпасов было гораздо меньше, чем с артсклада в Волковыске. Да к тому же в хозяйстве интенданта уже закончились такие виды боеприпасов, как снаряды к 152-мм гаубицам, выстрелы к 37-мм зенитным пушкам, и ещё несколько ходовых позиций отсутствовало. Например, к танковым 76-мм орудиям бронебойных снарядов не было с самого начала войны. А вот на артскладе в Червоном бору все эти позиции имелись и в количестве, достаточном для ведения интенсивного боя в течение недели.

Как тут не радоваться, не поменять первоначальные планы и не раздуть свои тылы. Конечно, некоторую мобильность мы теряли, но зато приобретали мощь и устойчивость. Когда я получил информацию об обнаружении склада боеприпасов в Червоном бору, то долго думал, как их грамотно использовать. Оставлять их в этом месте было нельзя – по всей концепции нашего удара мы не могли быть статичны и отвлекать силы для обороны даже очень важных объектов. А запас боеприпасов в предстоящих боях был сверхважен. Тем более возникала возможность использовать артполки РГК в дальнейшем для отпора подходящим резервам гитлеровцев. Придавали они мне уверенности в успехе нашего безумного наступления. Ещё бы не придавали, ведь только благодаря огню 152-мм был уничтожен 57-й моторизованный корпус вермахта и остановлен прыжок на восток 2-й танковой группы Гудериана. Да и в бою под Сокулками ощутимую роль сыграл огонь гаубиц. Талисманом успеха стал для меня факт нахождения за спиной хотя бы одного гаубичного артполка РГК. Но боязнь потерять свободу маневра заставила обратиться за советом к начальнику штаба. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

После часовой беседы с Пителиным было решено всё-таки вводить артполки РГК в прорыв. И тогда же был вчерне разработан план организации огненного мешка фашистам и именно в районе городка Острув-Мазовецка. А так как тягачей на все многотонные пушки не хватало, пришлось загружать их на железнодорожные платформы, и таким образом наш танковый кулак начал обрастать хвостом из множества железнодорожных составов. Четверть которых была загружена тяжёлыми снарядами, так как гаубицы, естественно, нельзя было оставить без боеприпасов. А коль берём гаубицы и снаряды, то и остальное имущество было решено перевозить по железной дороге. Благо паровозов, вагонов и платформ в Белостоке оставалось с избытком. Было, конечно, опасение, что немцы раздолбят наши поезда с воздуха. Всё-таки длинные составы цели заметные, а движение по железной дороге это тебе не хаотичное перемещение автомобилей и повозок по многочисленным просёлкам и дорогам с деревьями вдоль обочин. Европейские капиталисты поработали на славу – даже на второстепенных дорогах был уложен асфальт. Красота – наступать одно удовольствие. Появление вражеских самолётов спокойно можно было переждать, укрываясь под деревьями, и этому способствовали узкие по русским меркам просеки вдоль дорог. Некоторые шоссе были таковы, что можно было ехать часами, ни разу не увидев неба сквозь густую листву. А вот на железной дороге укрыться от самолётов было затруднительно, тем более движущийся поезд был издали заметен из-за паровозного дыма.

Заметность составов с воздуха и вызывала самую большую тревогу, как у меня, так и у Пителина. Успокаивал только анализ действий немецкой авиации в последние три дня. Можно сказать, что она бездействовала. Не иначе люфтваффе ещё не отошло от шока, вызванного рейдом Половцева и действий лётчиков генерала Черных на трофейных «мессершмиттах». К тому же в небе появились и МиГи. Даже у меня, знавшего, что дивизия Черных всё-таки получила обещанную Жуковым эскадрилью МиГов, появление в небе наших истребителей вызвало душевный подъём. Что уж тут говорить о бойцах, готовящихся идти в бой. Так, даже после начала этой самой первой атаки нашего наступления, немецкие самолёты появились лишь однажды, да и то столкнулись с МиГами Черных. Вот мы и обсуждали с Пителиным, как долго генералы люфтваффе будут в шоке, и успеем ли мы за это время пробиться к Варшаве и перебросить туда эшелоны с нашим раздувшимся хозяйством. Разговор был в самом разгаре, когда в купе Пителина постучали – это был вестовой. Он принёс справку, составленную оперативным отделом о действиях мотострелковой дивизии в последние двенадцать часов. Вся информация для её составления получалась оперативно с использованием радиостанции бронепоезда и аппаратов Бодо. Естественно, такие же справки по действиям частей готовились и для меня, но я их читал после редактирования начальником штаба, а тут ещё не проверенный Пителиным экземпляр. Было любопытно, и я бесцеремонно взял у вестового принесённые бумаги. Там было-то всего два листочка. Я их быстро просмотрел и протянул эту короткую справку Пителину. Потом, глянув на застывшего по стойке смирно вестового, скомандовал:

– Спасибо, товарищ красноармеец, можете быть свободны!

Когда за вестовым закрылась дверь, повернулся к Пителину, тот всё ещё читал отчёт. Дождавшись, когда начальник штаба положил листки на стол, я спросил:

– Ну что, Борис Михайлович, скажешь по поводу того, что мотострелки генерала Бикжанова уничтожили на захваченном аэродроме немцев 52 «юнкерса» и 37 «мессершмиттов»? Похоже, шок у люфтваффе продолжится?

– Да… интересно девки пляшут! При таких раскладах, пожалуй, имеет смысл использовать железную дорогу. Исходя из нашего опыта, немцы два-три дня авиацию особо использовать не будут. Тем более у них такой раздражитель, как наскок дивизии Борзилова.

Пителин коротко хохотнул и продолжил:

– Ну, ты намудрил с этими блиндобронепоездами! Я-то старый пень, как ты рассказал про этот ваш с Борзиловом план, сначала матом про себя ругался. Потом поделился вашим новшеством с Леоновым, а тот вполне серьёзно ко всему этому отнёсся и где-то даже поддержал тебя. А когда начали поступать сведения о том, что немцы в спешном порядке снимают с фронта моторизованные подразделения и перебрасывают их на север, чтобы остановить разбушевавшегося Борзилова, я себя совсем старым почувствовал. Надо же, минимальными силами заставить машину вермахта дёргаться и перегонять за сотни километров резервы, чтобы остановить несколько сотен наших бойцов. При этом борзиловцы бьют немцев их же оружием. Поразительный эффект от этих блиндажей на колёсах.

– Это твой академический мозг представляет их блиндажами, а я считаю, что от безысходности мы сгоношили из ничего целые самодвижущиеся УРы. И показывают они себя весьма неплохо. Нужно и здесь, если уж мы будем держаться железной дороги, спустить, так сказать, со стапелей белостокского депо несколько подобных блиндобронепоездов. Вот только жалко, что нет у нас бронелистов, но ничего, вместо их будем использовать листы котельного железа. В депо его вроде бы было полно. А координатором и ответственным за это дело, думаю, нужно поставить Фролова. Комиссар из искры разожжет такое пламя, что немцам детской шалостью покажется то, что у них устроили семь блиндопоездов Борзилова.

– Да, член военного совета армии мужик зажигательный и народ увлечь может. Вот только ему профессионала в помощники дать нужно, а то он такого натворит, что вся армия на обслуживание этой затеи пахать будет.