Завтрак изобилием не баловал – банка разогретой тушенки на двоих и по паре позавчерашних бутербродов, от которых уже шел лежалый запах. В нагрузку Николаич нам презентовал котелок чаю, даже сладкого. Мы с Егором полезли в вагон, чтоб не смущать шатающийся вокруг в большом количестве народ.

Тушенку я последний раз ел года четыре назад и с той поры испытывал к ней небрежение, запах от бутербродов заставил меня поморщиться, а чай был слишком крепкий. Но, несмотря на все это, поел с превеликим удовольствием. Еще бы столько же и еще столько же – и совсем было б замечательно. Но добавки никто не предлагал, и мы с Егором обсуждали, как пойдем, со спальниками или без. Дальние пешие переходы ни он, ни я уже давно не совершали, поэтому решили идти налегке.

Когда чай кончился и только мы засобирались на выход, пришли Толстый с Николаичем. Саня покопался в вещах и бросил Егору комплект одежды, точь-в-точь как был на нем. Олеговский, наверное, они ж в одной команде. Были.

Леха между тем, пока Егор быстро переодевался, достал из кучи рюкзаков чехол с оружием и патронташем. Извлеченное на свет ружье мне не понравилось – оно было какое-то одутловатое, что ли. Не было в нем резкости и брутальности, как в помпе, которая у Лехи за спиной висела, не было классических обводов, как в производных от «калашникова». Не было оно похоже и на аристократические ружья, из которых английские пэры по лисицам пуляют. Егор взял ружье, покрутил, сноровисто передернул затвор, приложился, приноравливаясь.

– Это что за зверь? – спросил он Леху.

– Промысловое ружье. На любителя, да, – сказал Николаич, глядя на выражение лица Егора, – да ты не парься, хорошая вещь, только привыкнуть чуть. Особенно к тому, что прицельной планки нет. Трехзарядное. На вот, кстати, и заряди, – протянул он Егору патронташ.

– Саш, – окликнул я Толстого, пока Егор изучал ружье, – у меня в рюкзаке спальник, палатка есть, вы берите, пользуйте. Только если пока нас не будет, вас тут спасать начнут, проследи за шмотом моим, о’кей?

– Фига ты, а что раньше-то молчал?

– Так я очнулся только ночью, когда на барахле уже куча народа спала, будить не стал.

– А, точно, извини. За шмотки не волнуйся, спасать будут – сохраню. Ну а не будут… тоже сохраню.

– Алекс, че, попрыгали уже? – Егор с ружьем за плечом просто излучал нетерпение. Да и меня тоже начинало давить – чувство такое, будто время, как песок, утекает. Пора уже, пора.

– Помчали, – кивнул я, но, когда Леха с Егором выходили из вагона, я подбежал к своему рюкзаку и извлек оттуда кукри и на ходу начал крепить ножны на поясе.

Провожали нас неожиданно многочисленной компанией. Доктора не видно, а так все наши были, хотя они мне нашими-то стали буквально после суток знакомства. Кроме них, было человек десять записавшихся к Лехе добровольными помощниками.

Нас хлопали по плечам, желали удачи. Егор подскочил к проводнице Саше, шепнул ей что-то на ухо, отчего та вся зарделась. Когда он подходил ко мне, я покровительственно усмехался. Но самолюбие задело, да.

Долгие проводы никто не жаловал и, не растягивая прощания, мы с Егором резво рванули с места аварии. Оглянулись лишь по разу.

По путям ходить неудобно. Метров сто приноравливались, меняясь местами, пока, наконец, я не пошел между рельс по шпалам, а Егор шагал по покрытому снегом щебню. У него были туристические ботинки, у меня же на берцах подошва жесткая, так что нога не проваливалась, если между шпал носок попадал.

– Егор, слушай, а я вроде как доволен, что мы свалили. Не люблю, когда толпа вокруг. Да и на месте сидеть как-то…

– Ну да. Кстати, не очень люблю, когда меня Егором называют, зови Гешей.

– А что раньше молчал?

– Ну Гешей меня только друзья зовут.