Неудивительно, что поначалу их версии сильно различались. Первое сообщение поступило с новостной ленты Reuters в 19:02 – в этот момент журналисты в конференц-зале еще толпились у сцены в надежде получить хоть какие-то объяснения от Шабовски. «Выезд из ГДР с этого момента возможен через все пограничные пропускные пункты», – отчиталось Reuters, вскоре сопроводив это более длинным сообщением, в котором говорилось, что «граждане ГДР, желающие уехать, могут с этого момента использовать все пограничные переходы… тем, кто хочет уехать, теперь не обязательно делать это в объезд через Чехословакию. Ответственным офицерам полиции поручено выдавать визы для эмиграции незамедлительно». В 19:04 западногерманская телетайпная служба объявила о том, что «прямо с этого момента» жители ГДР могут выходить «непосредственно через все пропускные пункты между ГДР и ФРГ». Одновременно ADN – восточногерманское новостное агентство – опубликовало текст группы четырех. Сотрудники ADN, видимо, решили, что если Шабовски проигнорировал запрет на обнародование новости до четырех часов утра 10 ноября, то и они могут сделать то же самое. Вскоре к ним присоединилось и Associated Press, которое в 19:05 объявило, что «ГДР открыла границы».

Похоже, что телевизионные каналы начали транслировать свои репортажи c 19:17. Первое крупное шоу вечерних новостей, показанное после пресс-конференции западногерманской сетью ZDF, почему-то решило рассказать о выступлении Шабовски только в шестом по счету информационном блоке. После первых пяти сюжетов ZDF сообщила, что «с этого момента гражданам ГДР разрешается переходить границу на всех пропускных пунктах между ГДР и Федеративной Республикой Германии. В результате этого решения сегодня вступило в силу временное правило, которое будет действовать до принятия нового закона о заграничных поездках». Их конкуренты, крупная западногерманская телесеть ARD, в 20:00 проинформировали своих зрителей о том, что «объезд» через Чехословакию стал излишним, а Стена теперь «должна быть проницаемой». Новость об этом плавно перетекла в длинный репортаж о визите канцлера Гельмута Коля в Польшу, который, очевидно, планировался в качестве главного вечернего сюжета.

Несмотря на свои репортажи, журналисты тогда еще не понимали, что происходит на самом деле. Штази вело наблюдение за иностранными журналистами, и их растерянность отразилась и в министерских отчетах. Например, в 19:17 один телерепортер позвонил в свой офис в Кельне и сказал, что Шабовски, «вероятно, сам не знал, что объявляет». Журналист и его собеседник сошлись на том, что новые правила касаются исключительно эмигрантов, но не всех, кому захочется путешествовать. Кельнское руководство предложило этому репортеру на всякий случай «держать съемочную группу наготове».

Тем временем в Международном пресс-центре Том Брокау, Марк Казнец и Мишель Нойберт поспешили в боковую комнату, где все уже было готово к разговору Брокау с Шабовски один на один. Они надеялись, что, несмотря на хаос, воцарившийся в главном зале пресс-центра, восточногерманский политик сдержит слово и даст им эксклюзивное интервью. К счастью для них, Шабовски тоже хотел покинуть зал как можно скорее. Один англоговорящий журналист пробился вперед и пытался убедить Шабовски перевести содержание новых правил на английский язык. Пребывавший в смятении Шабовски отказался это сделать, признавшись: «Мне слишком трудно выразить это по-английски». Перемолвившись еще парой слов с толпой распихивающих друг друга журналистов, Шабовски поднял вверх руки и сказал, что ему нужно ехать обратно в центральный комитет, поэтому, «пожалуйста, позвольте мне уйти». На самом деле он собирался выйти из зала, дать Брокау обещанное интервью и отправиться домой, но, судя по всему, для убедительности решил сказать, что ему необходимо вернуться к работе.

Работая локтями, Шабовски наконец смог попасть в боковую комнату, где его ждали Брокау, Казнец, Нойберт и съемочная группа NBC. Когда он вошел, Нойберт собственной спиной забаррикадировала дверь, чтобы не пустить других журналистов, пытавшихся прорваться к ним на протяжении всего приблизительно десятиминутного интервью. Брокау сразу же стал задавать члену Политбюро вопросы, интересовавшие всех журналистов: «Господин Шабовски, я правильно понимаю: граждане ГДР могут покинуть страну через любой пропускной пункт, на свое усмотрение, по личным причинам? Им больше не обязательно ездить через третью страну?» На ломаном английском Шабовски ответил: «Эм… их больше ничто не вынуждает покидать ГДР через… эм, эм… транзитом, эм, через другую страну». Брокау попробовал еще раз: «Могут ли они пройти через Берлинскую стену на каком-то из КПП?» «Они могут пересечь границу», – ответил Шабовски. Брокау продолжил: «И свободно ехать за рубеж?» Шабовски ответил: «Да, конечно. – И затем добавил: – Это не вопрос туризма. Это разрешение покинуть ГДР».

Шабовски владел английским не настолько хорошо, чтобы справиться с задачей обсуждения условий новых правил, – в чем он сам только что признался в главном зале. Брокау и находившиеся в одной комнате с ним продюсеры – Казнец и Нойберт – должны были очень быстро решить, как им интерпретировать ответы Шабовски. Только что на вопрос о том, означают ли его слова свободу передвижения для восточных немцев, он ответил на камеру: «Да, конечно». Кроме того, он подтвердил, что восточные немцы могут «переходить через границу». Вдобавок Шабовски ранее во время пресс-конференции сказал (на камеру), что обсуждаемая граница включает и участок вокруг Западного Берлина. Присутствовавшие журналисты, разумеется, не могли знать, что Шабовски не ознакомился с текстом, составленным четырьмя чиновниками. Приняв его комментарии за чистую монету, можно было сделать вывод, что свобода заграничных поездок теперь касается как ГДР вообще, так и Восточного Берлина в частности. Об этом и решили сообщить в своем репортаже Брокау и его команда. Однако в первом эфире Брокау заявил – корректнее и точнее, чем некоторые немецкоязычные журналисты, – что новые правила пересечения границы требуют заблаговременного оформления виз.

После короткого интервью, несмотря на слова о том, что ему нужно вернуться к работе в центральном комитете, уставший Шабовски прошел к своей машине с шофером и попросил отвезти его домой. Он жил в закрытом лесном поселке Вандлиц на территории Восточного Берлина, построенном специально для партийной элиты и надежно защищенном от остального населения. Семья Шабовски жила на одной улице с Мильке, в доме номер 19. Много лет спустя Шабовски вспоминал, что, когда машина привезла его домой тем вечером, в окнах домов почти нигде не горел свет. Он предположил, что руководители партии даже не смотрели его пресс-конференцию.

В отличие от него, Брокау, Казнец и Нойберт вышли из комнаты и в сильном возбуждении направились к ожидавшей их машине. Другие журналисты, видевшие, как они выходят из комнаты после общения с Шабовски, прокричали им: «Это правда?» Практически на бегу, стараясь не отстать от продюсеров, Брокау торопливо бросил через плечо: «Это правда, Стене конец». Комментарии Брокау имели особый вес, ведь тем вечером он единственный получил шанс добиться наедине разъяснений от Шабовски. Его слова придали уверенности другим репортерам, немедленно связавшимся со своими редакторами и телекомпаниями.

Вскоре Брокау и его продюсеры нашли своего водителя и, воспользовавшись телефоном в машине, позвонили в Нью-Йорк. Телесеть решила, что Брокау расскажет самые свежие новости по телефону, ведь до программы Nightly News оставалось еще около пяти часов. Казнец стоял снаружи машины и следил за тем, чтобы никто не помешал Брокау, который по телефону в прямом эфире NBC давал краткое резюме пресс-конференции. Применявшиеся тогда технологии не позволяли одновременно показывать еще и живую картинку. Для этого требовалось «окно связи со спутником» – забронированное время для использования спутника, но его нужно было вносить в расписание заранее. NBC зарезервировала окно для потенциального прямого репортажа из Западного Берлина в программе Nightly News, однако она должна была начаться только в 00:30 по берлинскому времени, или в 18:30 по североамериканскому восточному времени.

Чтобы вести репортаж из Западного Берлина в том месте, где Стена проходила непосредственно перед Бранденбургскими воротами, NBC получила все необходимые для работы в городе разрешения. Глава отдела зарубежных новостей NBC Джерри Лампрехт проинструктировал членов команды Nightly News получить допуск и как следует подготовить площадку. За процесс отвечала Мэрилин Гелефски, и к вечеру 9 ноября платформа размером шесть на шесть метров была уже готова. Предвидя, что эфир придется вести глубокой ночью, они установили мощные прожекторы, известные среди профессионалов как HMI. Лампрехт и Гелефски даже заказали подъемник, чтобы телеоператоры, если потребуется, могли снимать происходящее по другую сторону Стены за спиной Брокау. В их распоряжении имелись и небольшие трейлеры с оборудованием для монтажа видеосюжета на месте.

Их площадка оказалась настолько идеально подготовленной, что любители теорий заговора позже предполагали, будто NBC наверняка заранее получила инсайдерскую информацию о скором падении Стены, – но все сотрудники NBC, присутствовавшие там в ту ночь, это отрицают. Просто все оборудование программы Nightly News находилось в состоянии готовности; на момент начала пресс-конференции Шабовски окончательное решение о прямом эфире из Западного Берлина еще не было принято. Чуть раньше в тот же день Брокау даже извинился перед Гелефски, сказав, что вся ее напряженная работа наверняка окажется напрасной, поскольку давать прямой эфир от Берлинской стены в Nightly News не будет никакого смысла. Он жаловался Шерил Гоулд – старшему продюсеру, которая координировала передачу из аппаратной NBC в Нью-Йорке, – что «мы проделали такой путь, а здесь ничего особенного не происходит».

Однако после интервью с Шабовски Брокау и вся съемочная группа поняли, что окно связи со спутником и их площадка вдруг стали бесценными. Их телесеть единственной из всех мировых СМИ так тщательно подготовилась к съемке, да еще и заняла место напротив впечатляющей достопримечательности. Теперь они наверняка должны были получить добро на живой репортаж для Nightly News. Команда Брокау вернулась из Восточного Берлина через Чекпойнт Чарли к своей площадке у Стены рядом с Бранденбургскими воротами. Наблюдая за съемочной группой с восточной стороны Стены, агенты Штази зафиксировали, что прожекторы NBC включились в 19:50 – началась подготовка к эфиру.

Оставалась одна серьезная проблема: пока что не было видно, чтобы восточные немцы проходили или перелезали через Стену. Казнец вспоминал, как из-за этого у него «сводило желудок». Брокау уже объявил в эфире NBC, что передвижение через Стену откроется, и поэтому телесеть приняла решение вести прямую трансляцию из Западного Берлина. В этой трансляции им явно требовалось показать, как люди переходят на другую сторону Стены, и именно Казнец отвечал за то, чтобы работавшие под его началом телеоператоры нашли такие кадры и передали их в Нью-Йорк. Время шло, и Уитли – исполнительный продюсер программы – то и дело спрашивал: «Когда же у нас будет картинка?» Отвечая, что «все будет», Казнец пытался понять, что же ему делать.

Он точно не был единственным, кто в те минуты напряженно размышлял, как поступить. Этот же вопрос мучил и восточных немцев, дежуривших той ночью вдоль Берлинской стены, особенно на крупнейшем внутригородском КПП на Борнхольмер-штрассе. «Контрольная территория» (как ее называло Штази) пограничного перехода на севере разделенного города занимала участок примерно 210 на 120 метров и представляла собой комплекс сбитых в кучу зданий, фортификационных сооружений, дорог, проходов и ворот.

На Борнхольмере работали с разными типами выезжающих. Жители Западного Берлина и Западной Германии проходили КПП, чтобы попадать с Запада на Восток и обратно, а обладатели дипломатического статуса пользовались особыми автомобильными полосами, сокращавшими их время ожидания. Ко всему прочему, эти полосы позволили (на некоторое время) повару из посольства Швейцарии в Восточном Берлине обустроить себе личную «любовную переправу». Он регулярно возил подружку через КПП Борнхольмер в багажнике машины, чтобы вместе проводить ночи в Западном Берлине. У сотрудников КПП возникли подозрения, но они не знали, пользуется ли повар дипломатическим иммунитетом, – то есть не были уверены, имеют ли право обыскать багажник его машины. Тогда за дело взялась контора. Внутреннее расследование пришло к выводу, что на повара дипломатический иммунитет не распространяется, и в следующий раз, когда они попытались выехать на Запад, повара выволокли из машины, а подружку – из багажника.

Пресс-конференция Шабовски поставила персонал Борнхольмера в особенно трудное положение, поскольку, несмотря на размер и мощные укрепления этого пограничного перехода, он не очень удачно располагался – по крайней мере, с точки зрения восточногерманского режима. До него было легко добраться: Борнхольмер построили рядом с Шёнхаузер-аллее – главной осью (в том числе и для общественного транспорта) Восточного Берлина, соединявшей КПП с центром города. Кроме того, Борнхольмер соседствовал с жилым районом Пренцлауэр-Берг, где проживало большое количество «враждебных несогласных элементов» – таких как Арам Радомски и Зигги Шефке.

Двое «враждебных несогласных» мужчин действительно направлялись к пограничному переходу в тот вечер. Радомски посмотрел пресс-конференцию Шабовски в прямом эфире в квартире своей подружки на Метцерштрассе в Пренцлауэр-Берге. После первых минут ей стало так скучно, что она ушла заниматься другими делами. Радомски, однако, продолжал смотреть. «Арам, выключи телевизор, все это чушь», – прокричала она ему из другой комнаты. Но Радомски не согласился, ответив: «Погоди, тут что-то новенькое… Я пока не знаю, что именно». Не обращая внимания на возражения подруги, Радомски смотрел, как Шабовски мямлит невразумительный текст про эмиграцию. Когда пресс-конференция неожиданно закончилась, Радомски решил выяснить, что конкретно имел в виду Шабовски, когда сказал «немедленно». Безуспешно попытавшись убедить девушку пойти с ним, он направился в пивную Metzer Eck, где часто встречались Радомски, Шефке и их друзья.

Этот аэрофотоснимок КПП на Борнхольмер-штрассе сделан Штази примерно в 1985 году. Западный Берлин – сверху за мостом. Сам пропускной пункт представляет собой большой обнесенный стенами комплекс в центре фотографии. Он включает несколько заграждений, фонари, служебные постройки, а слева – пронумерованные полосы для проверяемых автомобилей (MfS, из досье HA XXII 5724/2, 34, выставлялась на Борнхольмер-штрассе в 2013 году; фотография автора).

Шефке действительно уже сидел там и пил пиво со своей компанией. Радомски воскликнул: «Хорошо, что вы здесь. Надо срочно ехать к КПП на Борнхольмер-штрассе!» Все в баре подумали, что Радомски сошел с ума, но Шефке доверял его интуиции, хотя сам и не смотрел пресс-конференцию. Двое друзей поспешили к выходу, попрощавшись с присутствующими словами «Если через два часа не вернемся, значит, мы на Западе». Те в ответ только посмеялись над такой степенью самообольщения. По пути к Борнхольмер-штрассе Радомски и Шефке ненадолго зашли к последнему в его квартиру на Готландштрассе, чтобы захватить из заначки западногерманскую валюту – на всякий случай. Затем они проехали на машине небольшой отрезок до Борнхольмер-штрассе и припарковали автомобиль на ближайшей улице, не подозревая, как нескоро они снова его увидят.

КПП Борнхольмер превратился в гигантский магнит, подобно церкви Святого Николая месяц назад, – и притягивал он не только берлинцев. Катрин Хаттенхауэр тоже направлялась к Борнхольмер-штрассе. Девятого октября она сидела в одиночной камере в Лейпциге, гадая, танки ли это шумят на улице и ждет ли ее расстрел. Новости о происходившем снаружи распространялись по тюрьме с помощью перестука и стаканчиков для зубных щеток, которые прикладывали к стенам вместо стетоскопа. Той ночью по тюремным коридорам эхом начал разноситься смех – хотя смеяться заключенным строго запрещалось. Через несколько дней Хаттенхауэр без объяснений освободили, предупредив, что отныне ей запрещено выезжать за пределы города. Проигнорировав запрет, в ноябре Хаттенхауэр села на поезд, чтобы повидаться с друзьями в Восточном Берлине. Она собиралась отмечать с ними свой день рождения до самого утра: 10 ноября 1989 года ей исполнялся двадцать один год. Вечером девятого числа они пошли в бар неподалеку от пограничного перехода на Борнхольмер-штрассе и начали праздновать. Но вечеринка приняла неожиданный оборот, как только они услышали о пресс-конференции Шабовски. Хотя новости достигли их позже, чем Радомски и Шефке, у Хаттенхауэр и ее берлинских друзей возникла та же идея: пойти к КПП Борнхольмер – ближайшему пограничному переходу – и посмотреть, какие возможности им открываются в этот вечер.