– Какая?

– Запретная. Там дача. Его… – покосился на портрет Сталина на стене. – Туда пойдешь, вмиг на Лубянке окажешься.

– Откуда знаешь?

– Все знают. Нам строго-настрого запрещалось… Энкавэдэшники по домам ходили, особенно, которые стоят около дороги, и требовали сообщать о любых подозрительных личностях.

Командиры переглянулись.

– Ну что, сошлось?

Сошлось. Так сошлось, что дыхание спёрло! Не думали, не гадали они, как чистые простыни и усиленная пайка обернутся, как их отрабатывать придётся.

– Но зачем?.. И почему мы?

– Потому, что мы – мясо! – зло ответил Партизан. – Зэки. Нас уже похоронили. Еще раз помрём – не страшно, никто нас искать не станет! Сделаем своё дело – и в грунт!

– Надо Петра Семёновича за жабры брать. Он больше знает.

– А если донесёт?

– Хуже уже не будет. Хуже некуда…

Не простой вышла беседа между командирами и Петром Семёновичем.

– Откуда узнали?

– Сорока на хвосте принесла. Не всё ли тебе равно?

Окружили Петра Семёновича командиры так, что не дёрнешься. И понятно, что не выпустят они его отсюда живым, если разговора не получится – споткнётся Пётр Семёнович на ровном месте и башку себе до смерти расшибёт. Или в тире под случайную пулю сунется.

– Чего молчишь? Или ты заговорённый?

– А если я скажу, что не знаю ничего?

– Тогда по-другому спросим. Ты же знаешь, мы умеем языки развязывать. И твой распустим. Только после ты уже не жилец. Даже если мы тебя вдруг отпустим, а ты нас сдашь, вряд ли тебе это зачтётся.

Это верно. Не простят ему такой промашки. Что он один без них, кому он нужен? Новых бойцов набрать взамен этих после такого ему не дадут, просить молчать под честное слово не станут – заткнут глотку свинцовой затычкой… А дело кто-нибудь другой сладит. Вряд ли они в этой игре одни, не такой товарищ Берия простачок, чтобы на единственную фишку ставить, где-нибудь у него еще одна подобная шарашка имеется…