– Слава советскому народу! – крикнул кто-то.

Разом звякнули бокалы.

Все выпили и сели. Это был не тост, это была угроза, как всегда адресованная всем и никому. Хозяин не называл имён, но каждый примеривал сказанное к себе.

– Сейчас хочу сказать тост за наших советских женщин, тружениц и героинь!..

Теперь, сидя в одиночестве, Хрущёв вспоминал, раскладывал каждое произнесённое за столом слово. Он понимал, видел, что тучи сгущаются, что ни сегодня так завтра хозяин перейдёт от тостов и слов к делу, объявив своё окружение «новыми буржуями», а потом врагами народа. И не один он, все этого опасались, потому что видели, как хозяин окружает себя молодыми кадрами, протаскивая их в ЦК и на ключевые должности. Убрать старую гвардию, одномоментно лишив страну управленцев и тем ее разрушив, он не мог себе позволить, исподволь готовя, продвигая и воспитывая для себя новую поросль. Всё это не раз обсуждалось в кулуарах, не впрямую, но всё больше намёками, допусками и предположениями. И хоть были соратники Сталина в борьбе за власть прямыми конкурентами, в этом вопросе проявляли редкостное единодушие, всё больше втягиваясь в интриги против вождя народов. Что им должности, если в любой момент можно головы лишиться? В одиночку никто из них ни на что решиться не мог по определению, разве только Лаврентий, который умел брать на себя ответственность и принимать решения… Остальные предпочитали действовать скопом, чтобы наброситься на одряхлевшего вожака всей стаей.

Хрущёв готов был примкнуть к кому угодно, чтобы не упустить свой кусок пирога, хотя всерьёз его никто не воспринимал. Всегда он был при Сталине и его приятелях на роли клоуна, которого держали в качестве затычки для любой бочки, считая человеком недалёким и мало на что способным. Не было в биографии Хрущёва никаких особых «университетов», не было партийного, с дореволюционных лет, стажа, подпольной работы, царской каторги и героических побед в Гражданской войне. Когда другие создавали партийные ячейки, устраивали «эксы» и каторжанские робы носили, он в «Обществе трезвости» состоял и в футбол гонял. Был Никита сызмальства пастухом и молотобойцем, жил в посёлке Сучий, перебиваясь с хлеба на воду, о чём ему частенько напоминали друзья-приятели. «Не может, Никитка, в такой дыре с таким названием родиться справный малый…» Серенькая биография серенького человека, который свою должность задом высиживал и готовностью в любой момент услужить начальству, хоть даже за водкой сбегать. Мальчик на побегушках… Конечно, там, на местах, Хрущёв отыгрывался по полной, теша своё уязвлённое самолюбие: лихо подмахивал расстрельные списки с именами старых заслуженных партийцев. И всё-таки его никто всерьёз не воспринимал. А это было обидно… Но и было удобно. Держась в тени, легче уцелеть. Многие легендарные личности, с героическими биографиями и с девятьсот пятого года партийным стажем, в тридцать седьмом как мотыльки на свечках сгорели. А он выжил и поднялся. И теперь не должен сгинуть. Но Хрущёв понимал, что по-настоящему выжить можно, только за «трон» ухватившись. К кому бы он теперь ни примкнул, его обязательно уберут, сослав в какую-нибудь богом забытую Кызыл-Орду секретарём горкома, или снова заставят гопака плясать под чужую дудку.

Шанс у него есть, так как никто его за серьёзного противника не держит, а значит, можно, находясь в тени, ударить конкурента в спину, когда он этого не ждёт. Не он первый. Многие мелкие служаки, которыми временно высокую должность заткнули, потом шапку Мономаха на себя примерили. Сталин тоже поначалу в технических секретарях ходил, бумажки разгребая и пайки выписывая… Главное, теперь сильно не высовываться. Ждать, со всеми соглашаться, всем поддакивать, но быть себе на уме. Только от Берии подальше держаться, он не прост и на полметра в землю зрит.

Ничего, сейчас можно со стаей, а после, когда между своими разборки начнутся, нужный момент не упустить… А пока амбиции за улыбкой недоумка прятать, ягнёнком в волчьей стае прикинувшись. Терпеть, как он всю жизнь терпел! Он этой «терпелкой» до Кремля дотянулся! Еще посмотрим, чья возьмёт – героев-партийцев с орденами и стажами или пастушонка из посёлка Сучий… Время покажет, кому здесь шутовской колпак носить, а кому шапку Мономаха. Не из жажды власти даже – из желания живот сохранить…

– Время!..

Рванули, побежали бойцы вдоль нарисованных на асфальте мелом полос, кто-то возле обозначенных кирпичами углов залёг, выставив перед собой автомат. Тяжела учёба, когда ты «по самое не могу» навьючен оружием и боезапасом. И должен прыгать с ними, как скаковая лошадка.

– Куда нам столько? – недоумевали бойцы. – Мы что, против батальона оборону держать будем?

– Может, и против батальона. Отставить разговорчики!..

И снова все разбежались, сверяя свои шаги по секундным стрелкам часов.

– Третья группа, опоздание полторы минуты! Повторить выход…

Возврат в исходную точку – глотнуть из фляжки, брызнуть в лицо водой, упасть где стоял, сбросить груз, перевести дух.

– Отдых пять минут!..

– На исходные!..

И снова… И снова… По маршрутам, по линиям, по обозначенным проходам, до автоматизма, так, чтобы можно было с закрытыми глазами или в полной темноте – двести двадцать шагов от забора до котельной, от нее вдоль стены сорок метров на полусогнутых, прислушиваясь к каждому шороху, дальше на животе за кустами к куче угля, обозначенной каким-то случайным мусором…

– Вторая группа, опоздание… Четвёртая, куда вы прёте, как на соревнованиях, рискуя обнаружить себя раньше времени? Все работают в едином графике так, чтобы ни раньше, ни позже. Работаем!..

Пот заливает глаза, мышцы деревенеют, дыхание в глотке клокочет, но командиры жалости не знают. Они на фронте солдат на пулемёты, не жалея, гоняли, записывая в покойники, а здесь – детский сад.