– Найдутся. На Берию у всех зуб имеется. Но на активные действия они могут не пойти, – ответил Жуков.

– А ты им всего не говори. Нам стрельба из башенных орудий в центре города ни к чему. Нам достаточно танковые колонны пригнать и траками на бульварах полязгать. Этого, я думаю, будет довольно, чтобы остудить горячие головы. Против армии никто не пойдёт. В крайнем случае пальнёшь пару раз по Кремлю. А мы под шумок твоих «коробочек» его своими силами повяжем.

– У него охрана.

– Охрана за дверями останется. Никто своих держиморд в зал заседаний не тащит, а вы – генералы, вас никто не остановит. Зашли, навалились разом, связали и увезли в надёжное место, пока его люди не очухались.

– Если он сопротивляться станет, шум поднимет, а охрана за дверью?

– Пристрелите на месте. Может, и к лучшему. С трупом возни меньше, а итог один. Когда его нет, кого охрана защищать станет?

Жуков испытующе посмотрел на Хрущёва. Хорош заговорщик, глаза блестят возбуждённо, а нижняя губа трясётся. Спросил прямо:

– Страшно, Никита Сергеевич?

– Не страшно дуракам. Тут ведь как на краешке – можно и свалиться. Но только я верю, вернее, знаю… Всё должно получиться. Не ждёт он удара, вот именно теперь, когда считает, что всех подмял – не ждёт!.. – Хрущёв говорил горячо, размахивал руками, убеждая не столько собеседника, сколько себя. – Хватит под ним ходить, хватит трястись, как дворняги на морозе. Под Сталиным дрожали, теперь под ним. Только Лаврентий не Сталин, кишка у него тонка. Он такой же, как мы, а может, и похуже. Валить его надо немедля, пока он в силу не вошёл.

– Это общее решение?

– Что? – Хрущёв замешкался. – Коллегиальное. Кто-то, конечно, против, но большинство – за. Так что вмешиваться никто не будет. Да и побоятся поперёк боевых генералов, при оружии, сунуться. Нет там буйных, Берия последний… был.

– Не знаю, без приговора, без приказа…

– Он сам себе приговор вынес! И нам вынесет, если мы и дальше сомневаться будем. Сейчас или никогда! Не захочешь ты – другие охотники найдутся, я уже кое с кем говорил. Но тогда не обессудь, тогда тебе в Дальневосточном округе батальоном командовать, на капитанской должности.

– Можно подумать?

– Думали уже, дальше некуда. Чего я тебя, Георгий Константинович, как девицу обхаживаю? Ты боевой офицер, герой, победитель, ты Гитлеру шею свернул, так неужели с Берией не справишься? Если мы проиграем, с тобой или без тебя, он из нас души на Лубянке вытрясет и всех соучастников. И твою фамилию, в том числе, потому как ты в заговоре… Уже – в заговоре, так что в сторонке не отсидишься.

– За глотку берёшь, Никита Сергеевич?

– Не я, жизнь берёт. Всех нас. Слишком далеко всё зашло, чтобы пятиться. Тут или мы его успеем, или он нас, чуть позже, припечатает. Собирай своих генералов и командуй, как ты умеешь!.. Наше дело правое…

Телефонный звонок. Долгий, тревожный.

– Что случилось?

– Не знаю! Тут бронетраспортёры. И грузовики с армейскими номерами.