– Таких, что в этом доме жили и вдруг надумали куда-то переехать. Как из этой квартиры.

– А как мы узнаем, мы же за дверь не выходим?

– По погрузочно-разгрузочным работам и шуму в подъезде. Грузовик должен приехать за мебелью или с мебелью, грузчики шмотки по лестницам начнут таскать. А вот если кто-то свой скарб увёз, а новые жильцы шкафы со столами в квартиру не потащили – это сигнал.

– Мудрено всё это.

– Ничего, освоитесь или я из вас душу выну! Кому не нравится в тепле и уюте возле окошечка сидеть, на чердак или крышу загоню.

– Да поняли мы всё, поняли.

– В квартире не шуметь, ходить только в тапочках или босиком, разговаривать шёпотом, не чихать, ни кашлять, посудой не греметь, свет не зажигать, спать посредине комнаты, не соприкасаясь со стенами, по которым звук может идти, унитаз сливать мелкими порциями без шума, воду наливать тонкой струйкой. Кто будет храпеть во сне, того по морде кулаком. Не курить…

– А почему не курить?

– Потому что огонёк сигареты ночью, что тот маяк, за версту видно.

– Это верно. На передке снайперы лихо на огонёк били: закурил человек самокрутку, сделал затяжку, а ему тут же пулька в башку прилетела. Табак тлеет, а человека нет.

– Точно так! И еще запах. Через вентиляцию может пойти, или дымок в подъезд сквозняком затянет. Готовить по той же причине запрещено, только если воду кипятить. Иначе вы до чердака подъезд провоняете. Через запах немало филеров спалилось. Нет вас здесь – пустая квартира.

– Где тебя, Абвер, таким премудростям научили?

– Где учили – мне вовек не забыть.

– А шамать что, если не готовить?

– Сухпаек. Еды запасено на две недели – консервы, сухари, колбаса, сахар. Съедать всё подчистую, чтобы остатки еды не гнили, мусор складывать в коробки. Всё ясно?

– Ясно. Тут как в «крытке» с особо строгим режимом.

– Можете считать, что так. Только еще хуже. Кто режим нарушит, закурит или чечётку отобьёт, и через это хата спалится, того – в расход. Вот так! Связь держим по телефону, звонок в аппарате отключён, просто будет лампочка зажигаться. Разговаривать в дальней комнате, накрывшись одеялами. Вопросы?.. Через две недели смена, тогда отоспитесь и отожрётесь.

Смотрят бойцы, глаз от улицы не отрывая. Трудная эта работа, когда ни отвлечься, ни словом переброситься, ни взгляд отвести нельзя. Вот идёт фигуристая женщина, колышется как морской прибой на сочинском пляже. Глаз не оторвать! Эх, какая баба, такую зэки в бараках только во сне видели! И смотрит боец, и улыбается во весь рот, и слюну на воротник пускает, сам того не замечая.

А позади женщины мужик идёт, неприметный, в плаще и шляпе. И ничего у него не колышется, не перекатывается, и взор он не приковывает – не интересен тот мужик. Но… вроде бы проходил он здесь прежде… точно, третьего дня. Вот и запись в тетрадке имеется и время проставлено. А время – то же самое! Может, это случайность, а может, и нет…

Смотрят бойцы до рези в глазах, до слёз, ползущих по щекам, мелькают лица, пухнут тетрадки. И на хрена всё это? Кто бы им сказал…