– Куда? Не знаю. Но знаю откуда.

– Может, Крюк и прав. Сообща когти рвать сподручней. А если так, если отступников без суда и следствия…

– Нет, через следствие и по суду. Но по-нашему, без адвокатов, прошений, обжалований и помилований. Без тягомотины.

– Как у воров?

– Да. Собрались, выслушали, порешали, привели в исполнение. И чтобы никто не выскочил, даже если в бега подался – найти его, хоть через год, хоть через два – и привести в исполнение. Без срока давности. Тогда никто не дёрнется.

– А надо ли? Может, просто переждать, чтобы или падишах, или ишак…

– Не дождёмся. Слишком много за нами всякого числится и слишком много мы лишнего знаем. Или кто-то считает, что нам за наши подвиги, за того же Жукова, медальки на грудь повесят? Нет… Победим – свои нас зароют. Проиграем – чужие душу вынут. Мешать мы всем будем, как больной зуб, который рвут без сожаления, с мясом и кровью. Может, и повезёт, да только я в это не верю. Всё вы понимаете – не раз говорено. И Семёныч понимает, поэтому и воров к нам притащил чтобы на них, когда ноги делать придётся, опереться можно было.

– Допустим, что так…

– Так да не так! Если всех и каждого кровью не повязать, ни в какой «малине» не отсидеться – чужие мы там, и рано или поздно с урками схлестнёмся, или кто-то, прощение себе выслуживая, сдаст нас властям. Нет, тут только если родичей подвязывать. Отступника власть может прикрыть, а всех родственников не спрячешь, кто-то да останется. Вон и Кавторанг говорил, что его сомнения одолевают, только близкие их перевешивают. Было?

– Было, – кивнул Кавторанг. – Моя жизнь гроша ломаного не стоит, что на зоне, что здесь, а родных жаль.

– И у всех так. Вот он, хомут, из которого, как ни брыкайся, не выпрыгнешь. И он же кнут. Только он теперь в чужих руках, поэтому мы туда, куда седоку нужно, скачем. А был бы в наших – мы бы сами дорогу выбирали.

– Запрячь нас хочешь?

– Хочу. И вы хотите. И узду ту затянуть придётся сильнее, чем теперь, чтобы нас больше нынешнего хозяина боялись. Там, где он вожжи ослабит, мы в полную силу тянуть должны.

– Кто страшнее, на того и оглядываются?

– Точно так.

– По суровым законам жить предлагаешь. Раньше нас посторонние душили, а теперь мы друг друга за кадык взять должны?

– Так мы уже по другим законам живём, только нам эти законы извне навязали, а по мне, так лучше самого себя до мяса пороть, чем меня посторонние, жалеючи, стегать будут.

– Что конкретно предлагаешь?

– Еще не знаю. Но про армию, которую Кавторанг так любит, надо забыть. Банда мы. Простая банда! И жить нам придётся по своим законам. Или… или не жить.

Разговор был скользкий, когда нужно говорить о главном, но говорить так, чтобы за язык друзья-приятели не ухватили и хозяину на тебя не донесли. Это как по тонкому весеннему льду идти, а лёд, того и гляди, под тобой проломится, и ты камнем пойдёшь ко дну. Но и не говорить нельзя, так как ситуация назрела, и не сегодня-завтра всех их под белы рученьки возьмут, из высоких кресел на нары пересадят. Тут только намёками и полунамёками, от которых откреститься можно.