– Я жду тебя в столовой, – напомнил Николя и вышел.
Витас оделся, открыл окно, чтобы проветрить спальню. Рассветало медленно – небо было в темных серых тучах, моросил теплый дождь, похожий на водяную пыль. Он стоял, глядя, как мокнет под дождем обгоревшая липа, как к воротам на мотоцикле подъезжает разносчик газет, как он опускает в ящик почту… Потом Витас вышел пить кофе.
Клер успела принять ванну и одеться. Сегодня она была тиха и задумчива. От алкоголя она отказалась, хотя Николя предлагал ей прийти в себя.
– Пить с утра… – пробормотала Клер. – Какая пошлость. И вообще, мне пора. Петр… – Тут она впервые за весь завтрак взглянула на мальчика. – Надеюсь, все забыто?
Тот не ответил. Витас намазывал булочку маслом и делал вид, что ничто другое его не интересует.
– Все забыто, дорогая, – уверенно сказал Николя. – И куда ты торопишься? Разве сегодня у тебя намечены дела? По воскресеньям твой магазин закрыт.
– Я знаю это не хуже тебя. Но я живу не только ради магазина. Не провожай меня, я сама доберусь до машины.
Клер как-то подавленно улыбнулась. Видно было, что на душе у нее тяжело. Она допила кофе, попрощалась и ушла. Николя усмехнулся:
– Этим всегда и кончается. Сухой поцелуй в щечку, и ее не увидишь еще месяца два. Петр, знаешь, чем отличается шлюха от порядочной женщины? Порядочной женщине утром бывает стыдно.
– Я это заметил, – откликнулся Витас.
– А вообще-то она добрая баба, – доверительно сообщил Николя. – Я не зря тебе ее расхваливал. Добрая и нелепая. Чересчур бурная юность, слишком много известных операций… Результат – гормоны пошаливают, лишний вес, бесплодие, одиночество. Ни один мужик не уживается с ней дольше года. Она пьет, безобразно пьет, но при этом умудряется работать. Лет через пять она станет совсем развалиной. Но о будущем она не думает…
– Чего ты хочешь? – зло спросил Витас. – Чтобы я ей посочувствовал? Какого черта она ко мне лезла со своими несчастьями?
– А, это отдельный разговор, – подмигнул Николя. – Поклянись, что никогда ей не передашь! Это моя собственная теория. Понимаешь, детей у нее никогда не будет. И вот ее тянет на молоденьких мальчиков, и чем моложе – тем лучше. По утрам баба сгорает от стыда. Ты думаешь – она сейчас гонит в Париж на скорости сто километров в час?! Она выехала за деревню, сидит в машине и плачет. Самое грустное, что по утрам все мальчики устраивают ей сцены, по-всякому ее обзывают. И ты не был исключением.
– А что мне было делать?! Сказать ей спасибо?!
– О, черт… – расстроился Николя. – Ты ничего не понял. Она тоскует по сыну… Но ты и не поймешь. Надо быть с ней поласковей, тогда она для тебя все сделает.
Но Витас отказался быть с ней поласковей. Он попросил, чтобы больше такие случаи не повторялись. Если Клер сюда приедет – он спрячется или уйдет из дома. И больше никаких таблеток! Ничего! Николя со смехом пообещал ему это. Они закончили завтрак и теперь курили, перебрасываясь вялыми фразами. День был настолько мутный и темный, что Николя отказался от идеи съездить в город и развлечься. Он решил разобрать небольшую библиотеку, которая на время ремонта была уложена в ящики. Витас принялся ему помогать. Они занимались этим до обеда и так увлеклись, что Николя решил ничего не готовить, а сходить в единственное деревенское кафе.
Они отправились туда пешком, прихватив зонты. Выйдя за ворота, Николя машинально проверил почтовый ящик и расстроено присвистнул:
– Она опять утащила газету! Есть такая милая привычка… Ладно, сегодня обойдусь.
Они шли по обочине дороги, мимо особняков, притаившихся в пелене моросящего дождя, мимо маленькой почты, табачной лавки, бензоколонки. Наконец впереди замаячило белое кафе. – В воскресенье здесь такая тоска, – сообщил Николя, открывая дверь.
Они сложили влажные зонты и повесили их на вешалку при входе. Николя оглядел помещение, где и в самом деле почти не было народу. И вдруг крепко сжал Витасу руку: