Ярослав пошел вперед.
Сколько он так шел — не ясно. Ему казалось, что целую вечность. Никакой усталости. Но и картинка не менялась — барханы светящегося золотистого песка до горизонта и мрачное, беспросветно черное небо. Так и шел, пока, наконец, не начал проваливаться в песок. Вот шаг — и нога ушла по костяшку. Еще шаг — по середину лодыжки. Еще — по колено. А дальше он просто стал тонуть, стремительно уходя вниз. И, когда песок уже достиг груди, Ярослав вдруг осознал, что это не песок — это маленькие светящиеся золотистые скорпиончики. Крошечные такие. Еще пара мгновений и он захотел закричать. Но только беззвучно открыл рот и туда тут же стал засыпаться этот «песок».
— А-а-а-а-а… — протяжно раздался крик Ярослава, перебудивший с первыми лучами утра 8 ноября 861 года всех в усадьбе. Старой еще усадьбе.
Ставни были открыты. Поэтому вскочивший дружинник, что дежурил у Ярослава, уставился на своего конунга испуганным взглядом. Еще вечером он лежал без сознания и едва дышал, всячески демонстрируя тот прискорбный факт, что умирает. А тут — дышал уверенно, полной грудью и смотрел в потолок широко открытыми глазами…
— Ярослав, — тихо произнес дружинник, привлекая его внимание.
Наш герой от этого слова вздрогнул, резким движением поднял голову, отрывая ее от подушки, и уставился на дружинника. От чего теперь вздрогнул уже тот.
Раньше радужка у Ярослава была насыщенно карего цвета, практически черного. Теперь же она стала янтарной. По какой-то причине меланин из нее ушел, заметно снизив концентрацию. Что изменило оттенок, сделав до крайности необычным[1]…
Ярослав выжил. С трудом, но выжил, провалявшись несколько дней без сознания. Но только для того, чтобы сразу же после того, как он очнулся, подхватить дизентерию. Оказалось, что люди резко расслабились за время его отсутствия. Даже ближнее окружение. И по ослабленному отравлением телу эта напасть ударила дай боже. Было настолько плохо, что Ярослав на полном серьезе считал, что лучше бы он сдох от яда.
Другой бедой оказалось то, что все вокруг были уверены — не выкарабкается. Поэтому, старейшины занялись поиском того, кто Ярослава подменит на посту конунга. И желающих нарисовалась сразу масса. Ведь по поздней осени из Балтики возвращались торговые караваны, задержавшиеся с торговлей. А также шли на юг небольшие отряды наемников, дабы зимой порезвиться в Черном море, нанявшись на службу к кому-нибудь из византийских аристократов или купцов.
Вот они и зависли в Гнезде, начав между собой конкурировать. Поэтому, когда Ярослав 18 ноября, наконец-то ожил, избавившись от дизентерии, это не понравилось никому из них. Да, репутация у нашего героя была дай боже. Но он болел. Сильно болел. Умирал. Среди людей поговаривали, что на его голову специально привлекли гнев Богов, после того, как он велел выпороть двух жрецов. Поэтому, не сильно рефлексируя, самый сильный и влиятельный из кандидатов вызвал Ярослава на поединок, дабы перед лицом высших сил выяснить, кто достоин быть конунгом Гнезда.
— Ты можешь отказаться, — тихо пробормотала Кассия, но тут же осеклась, встретившись с пылающим взглядом сына. Глаза… они выглядели жутко. В них было столько эмоций, что в купе с новым цветом они напоминали что-то потустороннее. Словно этот янтарный цвет их пылал огнем.
Приняв баню и облачившись в доспехи Ярослав вышел к своему противнику. Толстый поддоспешник. Кольчуга «полного профиля» с длинными руками и подолом до колен из клепано-вырубных колец. «Жилетка» из пришивной чешуи по несколько архаичной византийской моде, серьезно укрепляющей корпус. Шинные оплечья. Наручи «лодочки». И шлем, напоминающий знаменитый Гьёрмундбю. В руках у него был круглый клееный щит и копье. На поясе — меч и легкий боевой топор, последним он даже немного пользоваться научился, хотя предпочитал ему меч в силу собственных навыков. В общем, Ярослав выглядел очень представительно.
Против него в круг вошел военный вождь в типичной для эпохи кольчужной рубашке с короткими рукавами и подолом до середины бедра. Да и надетой на толстую шерстяную тунику, а не нормальную стеганную поддоспешную одежду. Ни наручей, ни оплечий у него не было, как и «жилетки» из чешуи или ламелляра, укрепляющей корпус. Шлем был обычной каркасной конструкции с наносником. Даже знаменитой личины в стиле «совы» не было. В руках — типичный для викингов легкий круглый дощатый щит, обтянутый кожей[2], и копье. На поясе только топор. Меч — это слишком дорогое удовольствие для многих в эти годы и его закономерно не имелось.
Ярославу было плевать как зовут этого человека. Ему было тошно и дурно. Его слегка качало от слабости. И он был чудовищно зол на эту мерзкую рожу, что решила бросить ему вызов. Однако эта злость не давала ему слишком много сил и не творила чудеса. Поэтому он стоял, опираясь на копье, снимая нагрузку с травмированной ноги. Рана от того удара ножом уже не кровоточила, но мышцы там еще толком не срослись из-за чего даже стоять было непросто. А тут еще поединок…
Оппонент же его мерзко ухмылялся и уже предвкушал свою победу. Легкую победу. А также очень богатый «урожай» в виде доспехов и многого имущества, каковым владел наш герой.
Бой начался внезапно.
Во всяком случае так показалось оппоненту Ярослава. Он выждал момент, когда наш герой в очередной раз чуть прикроет глаза. И ринулся вперед.
Шаг. Другой. Третий.
И выпад. Глубокий. Мощный. С поворотом корпуса. Этот викинг вложил в свой удар копьем все, что мог вложить, стараясь пробить чешую Ярослава и продемонстрировать свою мощь.
Но в самый последний момент конунг словно чуть покачнулся от слабости и сделав небольшой подшаг, ушел с траектории удара. А сам просто выставил копье, принимая раскрывшегося врага на него.