Да, теоретически можно было бы попытаться внедрить и тягловую скотину, и соху, и даже плуг. Что резко бы увеличило эффективность труда. Но это влекло за собой другую проблему. Все дело в то, что выжженные от леса территории требовалось расчищать от пней да корней. Для чего была нужна достаточно высокая концентрация рабочих рук, мотивация и инструменты. В общем — та еще задача. Особенно при сохранении посечно-огневого земледелия, которое вынуждало очищать новые участки каждый несколько лет. А старым давать вновь зарастать лесом. Тот еще мартышкин труд.

Как следствие местное хозяйство давало очень мало прибавочного продукта. Что, кстати, и тормозило естественное автохтонное зарождение государства. Не с чего. Из-за паталогической нищеты имущественного разложения в племени не происходило. Что не давало специализации и какого-то значимого количества освобожденных от добывания еды людей, без которых формирование государственных институтов технически невозможно.

Низкая эффективность хозяйства вела к низкой плотности населения. Да, радикально большей, чем у охотников-собирателей. Но все равно, Гнездо с его неполной тысячей голодных ртов выступало феноменом региона. Ведь в него требовалось свозить продовольствие с очень большой территории. По чуть-чуть. И не потому, что люди не хотели продавать или обменивать его на ремесленные товары. Нет. Они бы и рады, но у них просто самим не хватало еды, вынуждая с голода перебиваться на недоедание.

Казалось бы, у Ярослава были тузы в рукаве: картофель, подсолнечник, кукуруза, современные сорта пшеницы, ячменя, овса и гороха. Он все что мог высадил в первый же год и как мог культивировал. Но с тех трех клубней, что он поначалу высадил в импровизированные кадки, сейчас, спустя три года у него имелось менее двадцати килограммов картофеля. А кукуруза едва вызревала. Да, на дворе был средневековый климатический оптимум с его достаточно мягким климатом. Но все равно — вызревала она очень плохо из-за чего семена всходили слабо в условиях верхнего течения Днепра.

Безусловно, все эти культуры были настоящим откровением для местных. Даром небес. И он даже устраивал им демонстрацию, угощая старейшин и картофелем, и горохом, и кукурузой и прочим. Но дело это никак не двигало.

В чем была загвоздка?

В рабочих руках. Современные сорта очень недурно истощали почву и требовалось вводить севооборот. Это Ярослав знал предельно ясно. Но для севооборота нужно было расчищать большие площади леса. От корней, пней и прочего, делая почву мягкой и пригодной для нормальной обработки. И вот это уже было проблемой. Рук рабочих не хватало. А жители Гнезда не хотели рисковать, меняя проверенные праотеческие методы и культуры на что-то новое. Ведь платой за ошибку была жизнь. И не только их самих, но и близких им людей. А ставить на кон жизнь детей и любимых никто не желал. Единственный человек, который мог себе позволить экспериментировать, был Ярослав. Но у него и других забот хватало. Та же крепость ему виделась куда более важным проектом, чем расчистка полей. Пока во всяком случае. Конечно, вопрос продовольствия стоял очень остро. Но не настолько, чтобы пренебрегать безопасностью. Поэтому все эти перспективные культуры держались пока в законсервированном виде, высаживаясь малыми порциями и вручную отбираясь по осени, дабы отбраковывать слабый семенной фонд.

Немного спасала рыбалка. Но несильно. Сказывалось и несовершенство инструментов промысла, и весьма ограниченная емкость рыбы в водоеме. Реальная старина ведь не сказка о молочных реках и кисельных берегах. Да, рыба была. Но ее было не так, чтобы уж очень много. Кормовые пределы реки достаточно жестко очерчены. Это ведь не прудовое хозяйство с подкормкой.

С охотой дела обстояли еще хуже. Живности по сравнению с XXI веком имелось заметно больше. Но кормовые возможности леса были далеко не сказочными. А возможности охотников на порядки уступали тем, какими обладали их коллеги из будущего. Какую-то мелюзгу довольно регулярно можно было ловить в силки в небольших количествах. Но что-то значимое было редкостью. Ведь животные постоянно мигрировали, как и хищники, двигающиеся вслед за ними. В реальности охотники-собиратели также бродили вслед за стадами, непрерывно балансируя на грани выживания. И регулярно голодая по два-три дня и более из-за далеко не всегда удачной охоты.

Тут нужно пояснить, что Ярослав в будущем встречал разные взгляды на этот вопрос. В том числе и мнения о благости сбалансированности палеодиеты древних охотников-собирателей. Ведь скелеты взрослых особей тех лет отличались рослостью, гармоничностью и хорошим развитием. Но он не верил в сказки. Особенно в ту, что «раньше было лучше». Тем более, что наш герой, не раз слышал опровержение этой благостной картины от специалистов в области палеоантропологии. Они говорили о том, что такие позитивные оценки — типичный «синдром выжившего». Что все эти замечательные люди, которые вырастали в обществе охотников-собирателей, проходили просто бешеный естественный отбор. И он безжалостно выкашивал всех, кто хоть немного не подходил под среду обитания. Прямо в младенчестве или в детском возрасте выкашивали.

Здесь же, погрузившись в среду, Ярослав потерял даже тень иллюзий. Живности было больше. Но ее и кочуя вслед за стадами толком не набить для прокорма даже маленькой группы местными способами промысла. Это тот еще подвиг. Причем ежедневный. А при оседлом образе жизни охота могла быть лишь небольшой прикормкой. Очень небольшой. Той же рыбы, при всех несовершенствах ее промысла в эти времена, можно было наловить больше… существенно больше…

Так или иначе, но из-за вопросов продовольственного обеспечения голова у Ярослава болела непрерывно. Болела и пухла. Он просто не знал, за что хвататься. Везде была беда. Везде было все плохо. На его взгляд. Местные то, конечно, оценивали ситуацию иначе…

[1] Константинополь часто называли просто город. Это отразилось и в его современном названии — Стамбул, который переводит как «город». Его так называли, потому что он был первым среди городов очень долгое время по своим размерам и величию.

[2] Интересная игра слов. Продукт — это результат процесса. Результат процесса питания, это экскременты. То есть, словосочетание «продукты питания» дословно означает «дерьмо». Однако традиция словоупотребления и чиновничий язык иногда творят удивительные курьезы.