— Ну князюшко обоялник ты мнити кый! — рассмеялся боярин.

— Борис Федорович, окстись. Царство Казанское, Астраханское, Сибирское уже наши, ногаи большие нам послушны ныне. Истину глаголю наш будет Крым. Сия чаша нас не минет. Был такой старец-розмысл в римскую пору, сотворил множество хитрых диковин механических, так он говорил: дайте мне место опереться и яз планиду поверну. Но дабы поимать землю полуденную, нам надобно место опоры. Подумай Борис Федорович яз юнец исчо и пытаюсь заглянуть за окоем, або ты мудрый муж и видишь далее. Коли крепостью вынудим царя крымского к миру, а может статься и союзу, не надо будет строить засечных черт. Все походы свои будет имать он, по нашей воле, лишь в полские да волошские земли. Мы станем сильнее, а польский круль ослабнет. А сколь земель жирных пахотных лежит в диком поле? Коли крестьян посадим, хлебов будет на Руси вдосталь вовеки. Коли сыт станет чорный люд, и казна царская наполнится. А ты сам знаешь, воюют не только вои, а монеты тож.

— Задал ты князь мне думу! Замятня в животе ажно завелась. Мне ломовую повесть твою надобно обмыслить. — Кажется, у Годунова руки немного тряслись. Он встал и направился на выход.

— Борис Федорович, постой. Окажи честь, посмотри на мои подарки тебе и царю.

Боярин и конюший, большой воевода царства Московского оглянулся задумчиво, но кивнул. Я, повел его по двору, хвалясь дарами своего удела:

— Вот ткацкий стан, вот лентоткацкий стан, вот угличские мои потешные воины, зри какие справные. Вот короба со стеклами оконными, а это ящик с царским подарком. Се зеркала коих лучше в мире нету!

Более всего Годунова поразили зеркала.

— Ты где поимал столь много зерцал выделки небывалой? — Вопросил он меня.

— Се зеркала моей угличской мануфактуры!

— Да ну?

— Борис Федорович ты же ведаешь, бо знания горние мне дадены. — Подойдя ближе, тихо сказал я ему.

Годунов посмотрел на меня странным взглядом, потом по родственному, отжал себе три зеркала прямо сейчас и отъехал со двора.

Ближе к вечеру явился Федор Савельев. На струге с Волги через Оку и Москву-реку он привез новую паровую машину. Тиуну орбатского подворья было велено перевезти машину на двор. Распорядившись заплатить за машину Савве, попросил того иметь у меня на подворье одежду пристойную. Не забыл об обещании представить его царю Федору и боярину Годунову.

Через пару дней со свитой приехал государь. Упредили меня об том заранее. Постельничий боярин Дмитрий Иванович Годунов лично облазил все поместье, осмотрел дворню. Тем, кто ему показался не по нраву личиной, приказал на время визита царя пропасть с глаз. На потешный десяток глядел с подозрением, стрелять при царе, жечь паровую машину запретил, и пригнал на подворье два десятка дворян грозной наружности.

Царь приехал в возке с Годуновым. Свита пришла с ними о конях.

Государя встретил прямо у кареты, поклонился до земли подошел к руке.

— Ну, здравствуй жених. — Улыбнулся Федор Иоаннович.

— Доброго здоровья всемилостивый государь.

Из возка в свою очередь вылез Годунов:

— Борис Федорович, — обратился к нему царь, — посмотри, как вырос брате мой с прошлого году.