— И я могу дать слово…
— Заходите, Люмьер, заходите! — вмешался Трубецкой. — Какие могут быть клятвы между циничными и безнравственными людьми? Мы, конечно же, поверим друг другу просто так. В конце концов, ведь и я могу вас запросто пристрелить, правда?
Трубецкой отошел к дальней стене, сел на лавку — ноги отказывались держать, голова кружилась. Пистолеты он положил возле себя, предварительно взведя курки.
Александра и Томаш отодвинулись в сторону, пропуская в предбанник капитана Люмьера. Томаш взял из рук капитана факел. Не оборачиваясь, они вышли наружу. Прикрыли за собой дверь.
— Не были бы вы столь любезны, чтобы задвинуть засов на двери?
— С удовольствием, — сказал капитан. — Я еще что-то могу для вас сделать?
— Подохнуть на месте вы для меня не можете? Сами, чтобы я руки не марал? — любезным тоном осведомился Трубецкой.
— Просто так — не могу. Но вы ведь вольны выстрелить в меня, не так ли? Я стою тут, возле двери, промахнуться трудно, почти невозможно. Тут ведь и двух шагов нет между нами… Мне здесь стоять или вы разрешите куда-нибудь присесть?
— Чего уж там… какие могут быть церемонии между своими. Там еще одна лавка, присаживайтесь. Сразу приношу свои извинения — угостить мне вас нечем.
Капитан сел.
Отсвет из маленького окна освещал эполет на плече капитана. Легким мазком лег на его щеку. Дальше была темнота.
— Странные желания иногда посещают людей, не правда ли? — сказал Трубецкой.
Правую руку он держал на рукояти пистолета.
Нападать француз вряд ли решится, но черт его на самом деле знает. А сил для драки Трубецкой в себе не ощущал. Убью — и всех делов. Если бросится. А если не бросится… Может, тоже убью. Одним французом на земле будет меньше.
— Убить меня хотите? — словно угадав мысли Трубецкого, спросил Люмьер. — Зачем?
— Не ваше дело! Может, не нравитесь вы мне…
— Что значит — может? Вы мне просто омерзительны, но я ведь пришел, сижу перед вами без оружия. В конце концов, ведь это не я вам лицо располосовал, а вы мне.
— Вы ведь…
— Мало ли что я собирался сделать? Если судить по результатам — за мной должок. И за то, что вы там на дороге…
— Стоп-стоп-стоп, — засмеялся Трубецкой. — Я вам трижды жизнь спас. Трижды мог вас убить, но не сделал этого, хотя… хотя просто обязан был отправить вас в ад.