— Ну так сделали бы! Устроили игры… Я бы не стал сомневаться, сразу же… Вам хотелось похвастаться перед всеми! Заявить о себе как о великом воине и герое… отправить меня как вестника, потому и пощадили, по холодному расчету, а не из каких-то высокоморальных побуждений. Ведь так? — Люмьер тихо засмеялся.
— Для человека, рискующего жизнью, вы слишком вольно себя ведете… — Трубецкой хотел назвать капитана по имени, но вдруг сообразил, что не помнит его. — Слушайте, я забыл ваше имя… Как нехорошо получилось.
— А мы с вами на брудершафт не пили, Сергей Петрович, но если вам действительно интересно, то зовут меня Анри. Мне тридцать пять лет, женат. Имею двух детей — дочь семнадцати лет и сын пятнадцати. Семья — в Париже, хотя родом я из Марселя… Я могу еще что-то сообщить вам о себе?
— Нет, достаточно… Анри… Я могу называть вас по имени?
— И даже на «ты», ту часть, которая с вином и поцелуем, можем опустить, — сказал Люмьер. — Ты согласен?
— Согласен. Итак, зачем ты сюда пришел? И даже не так… Как ты здесь оказался? Обычно я не верю в случайности…
— Представь себе — я тоже. И ужасно их не люблю. И опасаюсь. Пытаюсь все контролировать, но…
— Но получается не всегда, — подхватил Трубецкой. — Хотя с отравленной выпивкой у тебя чуть не получилось. Я когда понял, что ты сделал такую ненадежную ставку…
— Ничего подобного, — возразил француз. — Это была очень надежная ставка, если бы не эти дурацкие случайности… Ты ведь понял, что обоз был специально послан для тебя? Так ведь?
— Целый обоз…
— Двенадцать, если быть точным. Ты настолько всех разозлил… Мне передавали, что даже сам Император неоднократно поминал тебя и очень хотел лично надеть тебе петлю на шею…
— Не с его счастьем, — засмеялся Трубецкой. Хохотнул и застонал, схватившись за голову.
— Ты ранен? — с участием в голосе осведомился Люмьер. — Когда я вошел с факелом, мне показалось… Да и кто-то из солдат говорил, что выстрелил из мушкета тебе в голову с десяти шагов… Клялся, что попал, но ты остался стоять и даже стрелял в них из мушкетона картечью… Можешь считать, что к легендам о тебе прибавилась еще одна — о неуязвимости…
— Меня контузило пулей. Прошла вскользь. А, легендой больше — легендой меньше… Ерунда это все! А вот двенадцать обозов…
— Именно — двенадцать. В десяти деревнях мои люди болтали о времени и направлении движения. Для тебя было приготовлено двенадцать обозов…
— И в каждом ядовитая водка?
— Представь себе — в каждом. А еще в каждом обозе были люди, которые должны были выстрелить вверх ракету в случае нападения. И за каждым обозом на расстоянии следовал полуэскадрон… драгуны, конные егеря… уланы, просто добровольцы… Поляки очень хотели до тебя добраться, сильно им не нравится, что ты посмел захватить в плен шляхтянку… Я так понял, что это была она? — Люмьер сделал неопределенный жест рукой. — Та, которую я тебя уговорил отпустить?
— Да, — коротко ответил Трубецкой.
— Ну, значит, одним грехом на тебе меньше. Хотя поляков это вряд ли успокоит. Ты еще умудрился подло застрелить пана Комарницкого… Хотя, наверное, вся эта ерунда тебя теперь особо не волнует?
— Не волнует совершенно. А вот шесть эскадронов, которые были направлены на поимку моего отряда в пятьдесят с лишним человек — это очень поднимает меня в собственных глазах. И почему меня не настиг полуэскадрон? Да, ракеты не было, иначе я бы ее заметил и увел людей… попытался бы увести. Но почему ракету не запустили?