– Я не смог бы играть, только будучи мертвым, Бейби Рут. Так что цель они преследовали совсем другую. Они хотели совершить демонстративный акт. Или сделать так, чтобы весь инцидент выглядел как знак предупреждения. Они отрезали мне безымянный палец. Мое обручальное кольцо. Это похоже на что-то личное. Проявление расизма. Исступленного. Граничащего с безумием. И несет определенный посыл: «Белый пианист и негритянская певица атакованы. Мужчине отрезали палец с обручальным кольцом».

– Они хотели завуалировать истинные причины нападения под проявление расизма? – спросил Элвин.

– Может, эти парни из какой-нибудь организации типа «Корпорации убийств»? – предположил Ли Отис. – Может, их кто-то нанял…

– Что ж… теперь они мертвы, – удовлетворенно буркнул Мани.

В Чикаго мы остановились в отеле «Блэкстоун». Я получил прекрасный двухкомнатный номер и не делал секрета из того, кто делил его со мной. Расположенный на углу Мичиган-авеню и Бальбо-драйв, «Блэкстоун» представлял собой большой красный высотный отель, в котором любили останавливаться политики, гангстеры и шоумены. В его наполненных табачным дымом номерах вершились большие дела и заключались крупные сделки. Не случайно гостиницу прозвали «Отелем президентов». Частым гостем «Блэкстоуна» был Джон Кеннеди. И Рудольф Александер… Дядя Сэл и Тереза проживали в нем, когда приезжали в Чикаго навестить семью тети. А отец Терезы – Карлос Рейна – раз в месяц стригся в местной парикмахерской и, по слухам, даже проводил там встречи со своими младшими боссами, пока его парикмахер орудовал ножницами. Отец и дядя Сэл избегали парикмахерских после убийства Анастазии – предпочитали по мере надобности вызывать мастера в «Ла Виту».

Поначалу я хотел спрятаться в каком-нибудь захолустье на краю города, а потом передумал. Мне претило жить в замшелой дыре. И к тому же я был уверен: прятаться бессмысленно. Да и негде. Наши имена красовались на афише театра «Ригал» в районе Бронзвилл, и любой, кто захотел бы причинить нам вред, точно знал, где и когда мы будем.

К тому же я женился на Эстер, пусть и находясь под прицелом и с изрядно помятым лицом. Без вечеринки, без фанфар и без прекрасного белого платья, хотя Эстер все это заслужила. И самое малое, что я мог сделать для нее, – снять нам хороший номер. В отеле, где велел остановиться Сэл. И это придавало мне мужества. Отель кишел гангстерами. Как ни странно, это тоже прибавляло смелости.

Сэл позвонил мне в четверг вечером, со стойки регистрации. Эстер в этот момент красила ногти. Это был длительный процесс – покраска и сушка, покраска и сушка, – и на какое-то время он целиком поглотил Эстер. По ее разумению, даже на бракосочетании в суде она должна была выглядеть хорошо. Вытянув перед собой ногу, Эстер покрывала ногти очередным слоем красного лака. Когда зазвонил телефон, она вскинула на меня глаза. Я лежал на кровати с полузакрытыми глазами и наблюдал за тем, как она выполняет свой ритуал, с таким удовольствием и умиротворением, каких, пожалуй, никогда еще не испытывал.

– Ты же знаешь, Бенни, что звонят не мне, – тихо сказала Эстер.

Сняв трубку целой рукой, я приложил ее к уху.

– Слушаю.

– Бенито! – приветствовал меня Сэл.

– Дядя!

Завинтив колпачок на крошечном пузырьке, Эстер принялась сушить свои ногти, но ее плечи напряглись.

– Я слышал о Детройте. И подумал, может, ты не приедешь, – сказал Сэл. – Планы не изменились?

Дядя был осторожен, старался говорить общими фразами – как и всегда, когда разговаривал по телефону.

– Нет… Планы не изменились, – ответил я, и тяжелый взгляд Эстер замер на моей расцвеченной синяками коже.

– Ты как, нормально? – спросил Сэл.

– Поправлюсь.

– Ты еще способен… играть?