Ивашка лишь покачал головой и строго повторил, подставляя Мизгирю плечо, помогая подняться с земли:
– Ты всё верно сделал.
– Мр-р! – подтвердил кот, вновь ставший обычным Мурысем, и Мизгирь подхватил его, вжался лицом в тёплую шерсть. Кот терпеливо ждал, когда стрелка попустит. Даже хвостом не вертел возмущённо.
– Я такое же чудовище, как ты, – хрипло выдавил стрелок, глядя в жёлтые глаза кота.
– Никакое ты не чудовище! – гневно выкрикнул Ивашка и снова заплакал, сам того не замечая. – Не смей так говорить! Понял?! Ты защитник! И… ключник!
– Э-э… – промямлил Мизгирь, роняя кота на землю и растерянно переминаясь с ноги на ногу. – Это… кхм… ну ладно. Ладно. Мы же вместе, – и наконец выпалил полузабытое слово, вновь пришедшее ему на ум совершенно неожиданно: – Мы же тау-риш. Братство.
Он глянул в сердитое лицо Ивашки и протянул руку, чтобы забрать у него мешок, неловко пробормотав:
– Тяжёлый же. И автомат надо положить.
Свой револьвер он аккуратно заткнул за пояс.
Они медленно шагали к своей деревне. Очень медленно, едва переставляя ноги, будто спали на ходу. Притих даже Мурысь.
Мизгирь подумал и хрипло спросил:
– А что на двери-то было написано, когда ты её обратно открыл? Ну, чтобы сюда вернуться? Я не приметил.
– Родина, – просто ответил Ивашка.
***
– А кличут меня в разных мирах по-разному, хотя везде знают. К кому прильну, тот меченым станет, судьба у него сложится не как у других. Доля выпадет непростая, то страшная, то горьким-горькая – лихая, про какую потом сказки сказывать будут…
Босоногая голопузая малышня от изумления поразинула рты – все как один. Побросали узелки и лукошки: уж какие тут грибы-ягоды, когда такое диво творится: говорящий кот! И ведь не примстился же, – вот он, сидит на пенечке, толстый и черный, с лоснящейся шкуркой, моет бархатной лапкой пышные свои усы, косит желтым глазом на слушателей. А глаз тот лукавый и круглый.
Маленький Михась осмелел, тронул кончиками пальцев пушистый загривок. Кот даже не обернулся, лишь досадливо дернул спиной – совсем как их Мурка, когда ей что не нравилось. Вот только Мурка говорить не умела и так далеко в лес не заходила ни разу, все больше на печи спала. Этот же, здоровенный, ажник с аршин, зверь все выводил и выводил напевным рокочущим баском, будто зачаровывал:
– И я сказки сказываю, такова моя доля. Кот Баюн – так зовут меня в этом мире, а когда в простого кота перекидываюсь – то Мурысем кличут.
Мягко переминаясь, он принялся драть кору. Щербатая Марфушка придушенно охнула, углядев, какие у зверя когти: с синеватым отливом, острые, как стальные серпы. Однако они тут же втянулись, спрятались в подушечках лап. Кот ухмыльнулся:
– Что, пострелята, рассказать вам историю? Вы такой, небось, и не слыхивали!