Я глажу колючую щеку, машинально скорее, чем обдуманно, затем пальцы скользят на затылок, царапают короткий ежик волос. Это приятно и хочется сделать так еще.

Я делаю. Зачем себе отказывать? Сегодня же Восьмое марта…

— Клубничка… — шепчет Зубов, и в этом шепоте нет того напора и зверства, что раньше. Просто… Потерянность. Покорность.

Это так забавно. Большой, сильный зверь, покорный моим рукам. Он склоняется передо мной, ложится, обвивая ноги гибким хвостом… Позволяя трогать себя, делать с собой все, что мне захочется. Доверчиво подставляя голову под мои пальцы.

Это так забавно.

Это так возбуждает…

Я сама не понимаю, в какой момент вторая рука присоединяется к исследовательской деятельности первой.

Я его глажу, трогаю, царапаю, упиваясь ощущениями коротких волос под пальцами, жара кожи, насыщенного аромата мужского парфюма, чистого тела… И еще чего-то. Того, что у меня всегда на подсознании будет ассоциироваться с ним. С моим первым мужчиной. То, от чего непроизвольно выделяется слюна.

Мне хочется попробовать на вкус его кожу. Вон там, возле уха. И я тяну, силой тяну своего послушного зверя ближе, сажусь удобней, обхватывая его разведенными ногами.

Он не сопротивляется и не торопится отвечать. Просто шумно дышит, упирает массивные ручищи по обе стороны от меня в столешницу.

А я, наконец-то, добираюсь до цели.

И мягко прихватываю сначала губами, а затем и зубами вкусный, невероятно привлекательный для меня сейчас участок кожи возле уха.

Зверь мой крупно вздрагивает, дышит все тяжелее, ладони на столе сжимаются в кулаки. Здоровенные такие. С побелевшей кожей на костяшках.

Я это все отмечаю. Я же исследователь, упоминала уже об этом? Вот и исследую реакции. Его.

И свои.

— Не можешь? — добавляю градуса, шепчу в ухо, подпуская в голос хрипловатых чувственных нот. Или они сами? Без моего участия?

— Не могу, Клубничка… — тут же выдыхает он, коротко прижимается к моему плечу горячим лбом. Такой послушный… А я хочу узнать границы своей воли. И границы его терпения. Вот такой исследовательский у меня интерес.

— Не могу больше, — добавляет тихо Зубов, а через мгновение я понимаю две очевидных в своей простоте вещи: его губы на моей коже заставляют дрожать даже сильнее, чем его поцелуи до этого. И второе — границы исследованы. Полностью.

Зубов опускает меня на столешницу, опираясь на локти, замуровывая своим мощным телом в клетку, и жадно целует шею, беззащитное горло, оголенное плечо, лижет, прикусывает, как зверь свою самку, с предупреждающим ласковым рычанием, показывая, что будет нежен. И приказывая подчиниться.

И…