Он на секунду замолк, перевёл взгляд куда-то поверх моей головы, а затем продолжил:

– Я слышал о вашем пророчестве, однако я доверяю словам предсказателей не более, чем бреду городских сумасшедших. Их пророчества всегда туманны, двойственны и могут говорить о чем угодно. И тем не менее, – владыка придвинулся ближе, – И тем не менее я не стал пренебрегать безопасностью. Пока вы спали, я поставил на ваше сознание блок – стоит вам лишь захотеть причинить мне какую-то боль – и вы тут же лишитесь сознания.

Я сглотнула.

“Значит в моей голове уже покопались. Боже, как мерзко и неприятно…”

К горлу подступил горький комок, но впадать в истерику было слишком опасно. Не все мужчины относятся трепетно к женским слезам, некоторые впадают в слепую ярость. Отчего-то я чувствовала, что этот дракон как раз из таких.

Не стоит так переживать. В вашей ауре я ничего не менял. Я лишь обезопасил себя от возможных неприятностей, – пояснил дракон, галантно промакивая рот салфеткой. – Вы остались точно такой, как и были. Я не стал бы менять природу своей… почти что сестры.

– Что? – Я снова распахнула рот от удивления, хотя казалось бы, чему я могла бы ещё удивиться?

– Ну, а как по вашему можно ещё объяснить схожесть наших с вами способностей?

– Ну, ведь я не дракон, – возразила я.

Дракон встал с места и медленно прошелся по залу. Все придворные замерли, наблюдая за ним. Слуги застыли в проходе, боясь пошевелиться.

– Богиня Оларис создала драконов первыми, однако мы были не единственными её созданиями. Наша Богиня была одержима перфекционизмом и процессом творения, она никогда не могла остановиться на достигнутом. Стоило Оларис завершить одних существ, как она тут же бралась за следующих, и так постоянно. Думаю, люди из вашего мира тоже ее творения, однако несколько «сырые» и незавершенные.

Дракон выглядел странно. Всё время, что он говорил, из глаз его едва ли не сыпались искры. Удивительно, что при упоминании матери он злился едва ли не больше, чем тогда, когда говорил про Мартина. И, если бы передо мной здесь стоял не трехсотлетний ящер, то я вполне могла бы предположить, что всё дело в банальной детской ревности.

– А вы… «завершенные»? – Спросила я громко, тоже приподнимаясь из-за стола.

В моей душе поселилось негодование и какое-то странное чувство протеста. Нет, я не желала Владыке несчастий, боли или какого-то зла. Я просто хотела ему доказать, что он ошибается. Хотела сказать, что люди, драконы и эльфы равны меж собою.

– Конечно. Драконы – высшие создания, самые совершенные творения во вселенной, – Ответил мне Владыка, и будто бы в подтверждение сказанному, поднял руки вверх, демонстрируя серебристую магию, срывающуюся с кончиков его пальцев.

В момент, когда он это сделал, я тоже обратилась к собственной магии. Я взглянула на ауру дракона и зачем-то сравнила её со своей. Мне отчаянно захотелось поспорить, убедить его в том, что он кардинально не прав.

И тут я заметила интересную деталь – аура Владыки была очень мощна и по-своему красива. Несмотря на ужасный характер и тысячи немыслимых, жестоких поступков, совершенных этим тираном, в его ауре даже сохранились отголоски светлых и добрых чувств: любовь к матери, забота о потомках, стремление к совершенству и к красоте. Однако злости и боли было в сотни раз больше. Там было много всего: ревность и злость, обида на мать, нетерпимость к врагам, посягнувшим на самое святое. А еще там была глухая тоска, тоска по утраченной родине, на которую нельзя никогда вернуться назад.

“Так вот о чём тоскуют драконы”, – подумала я.

В мыслях Дрейка мелькнул отчетливый образ другой, неизвестной земли, на орбите которой вращались два гигантских светила. Та земля была покрыта руинами старого города, по которым струился желто-малиновый свет. Там же раскинулись густые рощи с серебристо-лиловыми деревьями. Такими, которых просто нельзя было представить ни на Эноре, ни на Земле.

Примечательно, что в тот момент я даже не удивилась своему умению читать мысли Владыки так же, как он читает мои. Тогда вообще всё казалось каким-то правильным и естественным. И тем не менее меня удивило нечто другое – у дракона в ауре не хватало одного критически важного элемента. У него абсолютно отсутствовала эмпатия.