— Нет, Вера, ты не права, — возразил я с предельной твердостью. — Уж ее точно не в чем обвинять. Так что…

— А тебя все-таки есть в чем? — поймала она меня на слове.

— Ну если ты вообразила меня соблазнителем актрис, то…

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда ничего не воображаю! Воображение развито у тебя — это твоя прерогатива. Ты ведь у нас художник. — Слово «художник» прозвучало у Веры как оскорбление.

— Вера, — устало вздохнул я, — что ты от меня хочешь?

— Прекрати крутить с этой актрисой, — неожиданно спокойно ответила она.

— Я и так ничего не кручу… Честное слово, Вера, я удивлен, что ты обо мне такого мнения…

— Я тоже удивилась, что на этот раз ты стал ухлестывать за замужней. Прежде за тобой такого не числилось.

Слово «числилось» тоже меня покоробило — я почувствовал себя преступником, который впервые перешел какую-то грань. А Вера в таком случае — следователь, пораженная тем, что ее подопечный скатывается все ниже и ниже в своих злодеяниях.

— К сожалению, Вера, — горько усмехнулся я, — твои подозрения не соответствуют действительности. Я вообще не помню, чтобы на твоих глазах я за кем-то ухлестывал…

— На моих этого и не было.

— Значит, у тебя нет доказательств, а именно только подозрения.

— Ты прекрасно знаешь, что уж в наших кругах всем и всегда известно, кто, как говорится, с кем…

— Нет, — покачал я головой, — куда прекраснее мне известно, что подобные слухи чаще всего не имеют под собой оснований.

— Аркадий, — умоляюще сказала Вера, — ну ты же неглупый человек. Или действительно эта Варвара так тебе приглянулась, что ты утратил… — Она пощелкала пальцами, подыскивая нужное слово. Я пришел ей на выручку:

— …Остатки соображения.

— Да, допустим, — согласилась Вера. — Способность соображать. Потому что если бы не я сегодня увидела, что вы заперлись вдвоем, а кто-нибудь другой, то слух бы уже пополз. И что — это был бы безосновательный слух?

— Если ты видела, что мы заперлись вдвоем, зачем же…

— Я не так выразилась, — перебила Вера. — Я поняла, с кем ты, когда обнаружила, что ты заперся. И любой другой бы понял. Ну не дураки же вокруг, Аркаша!

— Аркадий, — сухо поправил я.