— Аркадий, — покорно согласилась Вера. Она уже немного успокоилась.
— Ладно, Вера, я не буду никому давать пищу для слухов. Тебя это устраивает?
— То есть ты обещаешь не склонять жену твоего друга к измене с тобой?
— Волнистый мне не друг, — отрекся я. — Это во‐первых. А во‐вторых, я никого ни к чему не склоняю. Вера, за кого ты меня принимаешь?
— За несчастного человека, — вздохнула она.
— Это еще куда ни шло, — примирительно сказал я.
После этого ни я, ни она не поднимали эту тему — весь день общались только по поводу работы.
Однако именно в этот день я поймал себя на мысли, что в Вере все же есть что-то неуловимо неприятное. И именно это всегда не позволяло мне испытывать к ней интерес как к женщине… Хотя до этого я не исключал того, что когда-нибудь женюсь на ней, теперь твердо понял, что между нами не будет вообще ничего и абсолютно никогда.
Может, я по контрасту с Варей стал так ее воспринимать? Ведь Варя, моя Варя (я впервые мысленно назвал ее так) — она словно чудесный камертон, эталон девушки, с которым отныне следует сопоставлять всех прочих девушек и женщин.
Боюсь только, что решительно никто не выдержит этого сопоставления — и потерпит в моих глазах такое же поражение, какое нынче потерпела Вера.
40
В субботу вечером Варя мне позвонила.
От неожиданности я выронил изо рта сигарету — и едва не спалил квартиру.
Попирая окурок тапкой, я лихорадочно заговорил:
— Варя, это вы? Добрый вечер! Как же я рад вас слышать…
— Что вы делаете? — проворковала она.
— Ничего не делаю…
Не то, не то говорю. Надо что-то вроде — «думаю о вас», «предвкушаю встречу в понедельник»… Надо немедленно пригласить ее куда-то — что же я молчу?!
Варя меня опередила:
— Я бы хотела встретиться с вами… Если вы не возражаете.