— Придется выпустить и остальных.
— Всех? — с готовностью вскинулся капитан. — Сколько их там, Костин?
— Девятнадцать, — отозвался лейтенант.
В его устремленном на меня взгляде уже не было прежнего сочувствия. Скорее брезгливость.
— Девятнадцать ни к чему, — с царственным великодушием ответил Сережа. — Хватит тех троих, которые были с нею. Романова, фамилии.
— Смирнова, Троепольский, Беровин.
— Вот их, — подтвердил Свиблов.
— И протоколы, — напомнила я.
— Протоколы принесете мне. Всё, Романова?
— Всё. Я пойду назад в камеру?
Сережа кивнул.
— Верните ее пока в камеру. Выпустите всех четверых через десять минут после моего ухода. Скажете, что на первый раз милиция ограничивается предупреждением. Исполняйте.
Нас отпустили полчаса спустя. Причина задержки обнаружилась позже, когда стали открывать бутылки «портвейна высшего качества»: в одной из них, вскрытой и потом на скорую руку закупоренной, оказалась вода. Зато четыре кило Зиночкиных сосисок в целлофане остались нетронутыми — как и наши четыре научно-производственные карьеры.
3
Он позвонил в июне. Уже несколько месяцев после беседы с седовласым полковником я брала телефонную трубку с опасением: а вдруг вызовут и потребуют что-нибудь этакое…
— Алло, — осторожно сказала я.
— Алло, императорка?
Мое сердце рухнуло в пятки, а затем подпрыгнуло вверх и заколотилось где-то у горла, мешая дыханию. Я и думать не думала, что так жду этого звонка.
— Алло, императорка? Александра? — повторил Сатек.
Я судорожно сглотнула и попробовала ответить, но вышло что-то нечленораздельное.