Но Порфирьева это, конечно же, не устроило. Он велел поднять ретранслятор над каньоном, чтобы стены не блокировали сигнал. В ответ на резонное замечание Антона о том, что на склоне горы ретранслятор быстро умрет от камней и буранов, капитан приказал ему закрыть оборудование защитным куполом. Да еще сделать его раздвижным и оборудовать системой оповещения о начавшемся буране, чтобы ретранслятор можно было закрывать и открывать дистанционно. Для этих целей Овечкину выдали со склада электромотор, разрешили использовать резак, привезенный со складов Росрезерва, и позволили взаимодействовать с мастерской Центра. Остальное – твои проблемы. Делай как хочешь, а еще не забывай, что ангар роют по твоим расчетам, так что успевай предоставлять их вовремя. Антон в который раз вздохнул. Нет, вообще задача интересная, если бы не радиация, холод, тьма, бураны и эта оскорбительная армейская диктатура. Иногда, когда настроение не было испорчено очередной порцией негатива, он даже увлекался работой. Все-таки это челлендж, вызов, дающий возможность испытать максимум своих способностей.

Антон закончил варку шва и еще раз оглядел получившийся купол. Для собранного вручную из чего попало это выглядит очень даже неплохо. Почти два метра в высоту и столько же в диаметре. Двенадцать смен тяжелой и полной опасности работы! И не просто какая-то полубессмысленная трата металла с КПД паровоза, а оригинальное инженерное решение! Корпус купола в закрытом состоянии оберегает ретранслятор от повреждений, а в распахнутом состоянии является дополнительной активной антенной площадью. Вот что значит рука профессионала! Правда, механизм раскрытия-закрытия еще предстоит смонтировать, но его составляющие уже готовы, и собирать можно будет, находясь внутри купола, не отвлекаясь на бураны. Это позволит закончить монтаж гораздо быстрее. Потом останется доработать систему обогрева, отрегулировать датчик давления ветра, тоже, кстати, самодельный и не менее оригинальный, и прокопать неглубокую траншею под электрический кабель. Последнее будут делать уже менее квалифицированные специалисты, тратить время Инженера на рытье канав не станет даже Порфирьев.

Вообще капитан стал больше ценить Антона после того, как Овечкин разработал проект ангара, учтя все его прихоти. Получилось, кстати, очень недурно, Антону самому понравилось. Правда, Миронов заявил, что материалов для монтажа двускатной крыши, являющейся самой для себя ребром жесткости, в Центре нет, но Порфирьев неожиданно встал на сторону Овечкина. Сказал, мол, будем искать, потому что ангар в любом случае должен быть просторным. Если мы хотим прожить долго, то организация внешнего технического хозяйства неизбежна. Потому что в подземном отеле ни хрена нет. С этим спорить никто не стал, потому что фраза «в этом отеле ни хрена нет» давно стала крылатой не только среди военных.

Убедившись, что швы проварены добротно, Антон навалился на раздвижную стену всем телом и с трудом задвинул ее в закрытое состояние. Для надежности он запер купол на временную щеколду, наспех приваренную на стыке подвижных стен, собрал инструмент в переносной контейнер и нащупал на поясе крюк страховочного троса. Овечкин отстегнулся от страховки и принялся осторожно спускаться вниз по склону. Склон в этом месте хоть не крутой, но особо пологим его точно не назовешь, в темноте запросто можно поскользнуться на заледенелом грунте. Он так падал раз двадцать, это неприятно даже в скафандре. Хотя для работ на склоне ему выдали скафандр максимальной защиты, армейский суперсекретный, принадлежащий кому-то из людей Брилёва. Здесь даже имеется внутренний цикл снабжения кислородом, и Антону официально разрешили не пользоваться внешними фильтрами из-за проблем с легкими.

Луч фонаря рассеивался в висящем над черной поверхностью океане радиоактивной пыли и расплывчатым пятном скользил по грязному снегу. Овечкин смотрел под ноги, не поднимая взгляда, до тех пор, пока не добрался до основания горы. Строительную технику, медленно снующую туда-сюда в районе выезда из каньона, разглядеть не удавалось, видимость на поверхности слишком мала для этого, но световые пятна фар и ходовых прожекторов на дистанции в пятнадцать метров различались вполне уверенно. Антон сообщил в эфире о своем приближении, чтобы не оказаться под колесами какого-нибудь самосвала, и направился к въезду в каньон. После начала строительных работ каньон расширили вдвое, а на выезде из него выровняли широкую площадку. В планах Порфирьева было сделать весь каньон крытым, чтобы не заносило ветрами, и въездные ворота должны выходить на ровную местность, чтобы бураны сами чистили ее от заносов. Поначалу Овечкин отнесся к этому скептически, но, поработав на поверхности, пришел к выводу, что это может сработать. Воздушные массы перемещались хаотично, бураны приходили с разных направлений, как таковой розы ветров не существовало, и ураган, сегодня прошедший в одном направлении, завтра мог бушевать совсем в другом. В таких условиях открытая площадка действительно может самоочищаться. Пусть не целиком, но экономия сил и средств вполне реальна.

Добравшись до въезда, Антон пропустил проезжающий мимо самосвал, груженный только что извлеченным грунтом, и пошел в сторону входа в бункер. Согласно установленным правилам, все пешие передвижения по каньону осуществлялись максимально близко к стене и только навстречу движению транспорта, чтобы водитель мог заранее заметить свет нашлемного фонаря. Здесь, внутри каньона, радиоактивный фон был ощутимо ниже, чем на склоне над входом в «Подземстрой». Видимо, сказывался тот факт, что прорыт он был после выпадения значительной части радиоактивных элементов из облака взрыва. А может, причина была в другом, в этом Овечкин не разбирался, тут приходилось признать превосходство умников Брилёва. Они же считали, что после накрытия ангара и каньона крышей, радиационный фон внутри данной области можно понизить еще сильнее. А если залить стены и пол бетоном, а на крыше сделать двухметровую отсыпку грунта, то и вовсе свести радиацию к минимуму, при котором внутри ангара станет возможна производственная деятельность без антирада, в одних скафандрах.

Не исключено, что они правы. Антон даже не стал спорить, когда Миронов выдал им с Порфирьевым технические рекомендации инженерной команды. Овечкин лишь скромно поинтересовался двумя вещами: где взять бетон и как обеспечить устойчивость крыши, на которую Миронов предлагает уложить столько тонн грунта. Тот лишь пожал плечами и заявил, что это, де, только рекомендации. Если ЭК найдет бетон и перекрытия под крышу, ими можно будет воспользоваться. Пока же этого нет, никто не против использования плана Овечкина, который предусматривал изготовление для ангара и ведущего к нему каньона двускатной крыши.

Впереди в темноте забрезжил свет фар, и Антон невольно прижался к стене плотнее, пропуская идущий навстречу грузовик с грунтом. Найти бетон и перекрытия! Юмористы, блин! Тут бы найти материал для двускатной крыши, которая, кстати, может быть изготовлена много из чего, лишь бы прочность позволяла выдерживать удары мелких камней, мчащихся со скоростью бурана. И то, сейчас это лишь планы! Нигде даже деревьев нет, все выгорело до состояния обугленных головешек! Был бы лес, тогда перекрытия дешево и сердито делаются из бревен. А когда от леса остались одни обломанные пни, как тогда?! Впрочем, сейчас уже и пней не осталось, черные снегопады почти не прекращаются, все засыпано метровым слоем грязного месива, вокруг реально черная Арктика, окутанная пыльным мраком. Грандиозная свалка из раздробленных обломков скрылась под снегом, и это еще сильнее угнетает Антона. Мало того что не видно, что там, под снегом, и риск угробить колесную технику возрастает на порядок, так еще непонятно, где искать все то, что должен искать Экспедиционный Корпус. Не копать же наобум! Хочется верить, что какая-то информация есть у Брилёва, потому что Порфирьев сразу сказал, что не знает других мест, кроме складов Росрезерва. Придется искать материал для крыши там, но чтобы туда добраться, нужен транспорт, переделка которого требует наличия ангара, который, в свою очередь, нуждается в крыше. Решать проблему этого замкнутого круга тоже заставят Овечкина, Антон уже предчувствовал это.

Пыльная тьма вдали просветлела, и вскоре он добрался до котлована. Здесь копошилась техника, ведущая земляные работы, остальные машины использовались в качестве освещения, и было довольно светло, хотя видимость в условиях сплошного океана пыли все равно не превышала двух десятков метров. По этой причине котлован под ангар рылся шириной пятнадцать метров, длину пока решили ограничить тридцатью, потому что это была минимальная площадь, на которой можно было разместить всю имеющуюся технику за исключением БМП. На них места уже не хватало, но Порфирьев сказал, что толка от боевых машин один черт никакого. Они старые, дизельные и без боекомплекта. Если сгодятся на что-то, то только на запчасти к путепрокладчику, а этим можно будет заняться во вторую очередь.

Антон вышел в эфир и сообщил, что заходит в котлован. Порфирьев отдал приказ, и возящаяся в узком пространстве техника замерла, пропуская человека. Овечкин добрался до центра будущего ангара, нашел глазами вездеход на воздушной подушке и поспешил к кабине. Порфирьев сидел за штурвалом, в чужом скафандре высшей защиты, заметно являвшимся ему по росту прямо впритык, и руководил работами. Капитан, как все старшие начальники, не входил ни в какую рабочую смену и появлялся на работе ежедневно, пользуясь собственным графиком. Выходные начальству назначались отдельным приказом, составлявшимся помощниками Брилёва, но так как абсолютно все начальство являлось доверенными людьми полковника, то от перенапряжения никто из них не страдал. Исключение составлял, конечно же, Порфирьев. Он появлялся на поверхности каждую третью смену, как только истекали сутки между циклами антирада, а остальные смены сидел в диспетчерской и руководил работами оттуда, ориентируясь по данным с видеокамер работающей техники. Зачем было так надрываться, Антон не понимал. Умнее было бы поберечься, тем более когда предстоит экспедиция в Росрезерв, и не одна.

– Я закончил кожух. – Овечкин поставил контейнер с инструментом в ноги у пассажирского кресла и полез в кабину. – Теперь будет легче. Планирую закончить за три смены.

– Возвращайся в бункер, – кивком остановил его капитан. – Сегодня бураны со стороны эпицентра, фон слишком высокий. Ступай в медотсек, диспетчера я предупрежу. Снегирёву тоже. Инструмент отдай техникам, пусть зарядят аккумуляторы.

– Спасибо! – обрадовался Антон. – Это очень кстати! А мне не снизят отработанные часы?

– Не снизят, – прорычал Порфирьев. – Давай шевелись! Не задерживай, нам надо закончить план за семьдесят минут, сегодня всем лучше убраться отсюда пораньше!

Пока Овечкин спешил к воротам, капитан связался с диспетчером, и противовзрывная плита поползла в сторону, скрываясь в бетонной толще. Антон вошел в шлюз, махнул рукой камере видеонаблюдения, и запирающиеся ворота заглушили рев моторов продолжившей работы техники. Сегодня неплохой день! Даже лифтовую шахту во время спуска трясло всего один раз, да и то вибрации были незначительными. Он их даже не почувствовал. Понять, что шахту трясет, можно было по вспыхнувшему на сенсорной панели лифтовой кабине предупреждающему индикатору. Система сообщала о вибрации шахтного ствола и снижении скорости спуска согласно требованиям безопасности. Из-за этого лифт добирался до бункера значительно дольше, и внутри кабины противорадиационной обработки скафандра Овечкин оказался только через десять минут.

– Господин Овечкин! – сотрудница службы радиологического контроля с взволнованным выражением лица суетилась возле компьютерного интерфейса системы управления очисткой. – С вами все в порядке? Диспетчер сообщил, что вы получили сильную дозу облучения!

Пункт радиологического контроля организационно входил в состав входного блока, подчинялся дежурному диспетчеру и располагался сразу за шлюзовыми камерами. Территориально он состоял из трех помещений: помещения дезактивации, в котором, собственно, и находились кабины противорадиационной обработки, помещения контролеров, отделенного от дезактивационной толстой прозрачной стеной из освинцованного стекла, и помещения для снятия скафандров. В дезактивационной имелось пять кабин для очистки и шкаф для хранения радиоактивных предметов, которые нельзя оставлять на поверхности, но не имеет смысла подвергать очистке. Подобного инструмента было полно, изготовленный для галочки шкаф не мог вместить и трети, поэтому основную массу носимого оборудования приходилось оставлять в шлюзе. Из-за этого внутренняя шлюзовая камера походила на барахолку подержанного инструмента, украденного гастарбайтерами, разбежавшимися при приближении полиции.

Кабины, внутри которых проводилась противорадиационная обработка скафандров и прочих предметов, имели как ручную, так и автоматическую систему управления. Пользоваться ручной панелью, находясь внутри скафандра под струями различных очищающих порошков и жидкостей, было очень неудобно, и этот вариант предназначался для крайних случаев. В нормальном режиме кабины управлялись контролерами, наблюдающими за процессом как визуально, через прозрачную разделительную стену, так и посредством видеонаблюдения. Данные с соответствующих датчиков выводились на компьютерные панели, процесс был полностью автоматизированным, и присутствие человека-контролера требовалось для принятия решений в нестандартных ситуациях. Таковые случались нередко, но никакой сложностью обычно не отличались, что-то вроде того, как сейчас: Овечкину необходимо отнести на зарядку резак и пару других устройств, которые уже помещены в соседнюю кабину, и система запрашивает у контролера подтверждение на обработку нестандартного объекта. Потому что кабин для обработки оборудования в «Подземстрое-1» не имеется. Не предусмотрено проектом. Бункер создавался как автономный самодостаточный объект, которому не требовались работы на поверхности. Если бы не пять тысяч сто двенадцать человек вместо двух тысяч трехсот, то он таким бы и был. А так – так мы имеем мем «в этом отеле ни хрена нет».

– Надеюсь, до этого не дошло, – Овечкин немного расставил в стороны руки и ноги, принимая предписанную для процедуры позу, и внутри кабины засвистел сильный воздушный поток. Началось обеспыливание, первая стадия очистки. – Но сегодня бураны со стороны эпицентра, и без того смертельно опасный фон сильно подскочил, поэтому мы вынуждены сократить время пребывания на поверхности. Я работаю в самой опасной зоне, соответственно, вернулся первым. Остальное выяснится в медотсеке.

– Я очень переживаю за вас, господин Овечкин! – тон девушки сохранял тревогу. – Мы все волнуемся за строительные бригады, рискующие своим здоровьем ради общего выживания! Но за вас я переживаю особенно: ведь вы Инженер, уникальный специалист, которых очень мало, и вы рискуете жизнью!