- Разве в дамских романах это не то место, когда юная барышня, то есть ты, спасенная прекрасным юношей — мной, должна броситься на шею и целовать своего спасителя? А она о своем видеофоне беспокоится…, - пожаловался мой спаситель.
Бойцы заулыбались, а я чуть отодвинувшись, ответил тоном взрослой «тетеньки», что разговаривает с подростком:
- Одному здесь присутствующему «прекрасному юноше», стоит поменьше читать дамских романов…
Меня перебил смех, присутствующих здесь силовиков, а я добавил, вновь обращаясь к покрасневшему от возмущения «спасителю»:
- Меня только-только едва не задушили и не застрелили, так что, я вовсе не желаю ссориться с…, - я замолчал, вспоминая, как зовут его подружку, - Касуми, она, судя по всему, девушка горячая и вполне может завершить начатое этими двоими…Но я искренне благодарна вам...вам всем, - я обвел взглядом тут присутствующих, - за то, что я...жива.
Я впервые бросил взгляд на «дядюшку»...на его тело.
«Дядя» Художницы был безусловно мертв, одна из пуль, попавшая в голову, разворотила его лицо, а несколько других, я насчитал еще минимум пять попаданий — его тело, оставив рваные и окровавленные следы на дорогом костюме.
Быть убитым солдатами страны, которой он, верой и правдой, судя по всему, служил долгие годы. Печальное завершение жизни, да…
Мой разум «зацепился» за несколько слов:
«Убит страной»!
Я оглядел покойных, никто, судя по всему, не пытался с ними договориться, их просто убили.
От этих размышлений меня отвлекла ворвавшаяся в помещение бригада медиков и моя «вновь обретенная матушка».
На следующий день, у себя в «домике на островке», в Поместье. После осмотра врачами, прибывшими вместе с «матушкой», которые пришли к выводу, что, кроме сильного душевного потрясения и поврежденных запястий, перебинтованных прямо тут же, в «пыточной», никаких иных физических повреждений, требующих лечения у меня нет.
Так что единственным специалистом, с которым мне пришлось «плотно» пообщаться — был психолог, тоже какой-то «ведомственный», не гражданский
Ибо, все произошедшее в Пансионе — не подлежало огласке, об этом меня предупредила «матушка».
Целый день провалявшись в кровати, не желая никого видеть и вставая только на «покушать», под бдительным надзором сиделки, я к вечеру решил посмотреть «ящик».
«Щелкая» пультом, я внезапно замер, на одном из государственных каналов женщина-диктор читала новости:
- К печальным новостям, - сказала она, - вчера ночью, в своем доме, на пятьдесят девятом году жизни, вследствие тяжелой скоротечной болезни, скончался…
Я пропустил мимо ушей то, что она сказала далее, ибо на меня, с экрана «ящика», смотрел «дядюшка» Художницы, облаченный в мундир…
- Приносим свои соболезнования, - услышал я конец фразы диктора, - в связи со смертью человека, имевшего столько заслуг перед Родиной.