— Не мертвы, — ответила я. — Но и не живы. Разума нет, только тела.

— Неужели они здесь со времен До?

Но ему не требовался ответ. Картина перед глазами говорила сама за себя. Древние резервуары, плоть, которая обросла вокруг трубок, выбеленная кожа, погруженная в века молчания.

— Кто сотворил с ними такое? — изумился Дудочник. — Я думал, что резервуары изобрел Зак. Зачем этих людей помеcтили в баки еще во времена До? Они же не чьи-то близнецы — у них нет мутаций, как у нас.

Я покачала головой:

— По-моему, они сделали это сами.

Мне следовало догадаться, что идея резервуаров пришла именно отсюда. Синедрион, а возможно, и лично Зак нашли их и повторили. В руках Зака эти десять баков породили тысячи. Десять стеклянных баков в странной комнате положили начало конца всем омегам. Там, где мы с Дудочником увидели мерзость и бесполезные опыты, Зак с Воительницей углядели подвернувшуюся возможность.

Я подошла к боковой стене, где висела табличка. Ее почти съела ржавчина, но подняв лампу, я рассмотрела, что в прошлые годы кто-то выцарапал слова в самом центре — вполне разборчиво.

«Здесь находятся уцелевшие члены Временного правительства Ковчега. Надеемся, что человечество выжило еще где-то, и если нас найдут и разбудят, мы поделимся знаниями нашего времени и передадим их новым поколениям».

— «Знаниями нашего времени»? — Я поняла, что смеюсь: видимо, мой разум пробовал окончательно отгородиться от реальности смехом. — Они все это время ждали, что человечество их отыщет? Когда сами все знали о тех, кто выжил на поверхности? — Я кинулась к Дудочнику, стоящему у баков. — Должно быть, они в конце концов поняли, что за ними никто не придет. Они слышали сообщение из Далекого края, но больше ничего. Все эти годы. Десятилетия.

Я, скривившись, посмотрела на тела. Несмотря на одутловатость, люди не имели мутаций — ни дополнительных конечностей, ни недостающих глаз. Каждый — экземпляр замаринованного совершенства. Они берегли себя, но не для нас. Я стояла рядом с Дудочником; его единственная рука касалась стекла неподалеку от моих рук. Для этих людей мы с Дудочником были лишь мерзостью.

Он посмотрел на запястье ближайшего мужчины, где то ли трубка стала продолжением плоти, то ли плоть — продолжением трубки.

— Если они живы, может, попробуем их разбудить? Побеседовать? Черт побери, если это действительно люди из Ковчега, из времен До, думаю, у них найдется, что нам рассказать. Хотя бы поподробнее о Далеком крае.

— Синедрион уже пытался. — Я указала на три пустых бака. — Но я могла бы им и так сказать — эти люди уже ничего не поведают потомкам. — Я подошла ближе, заглянув в белесые глаза плавающего человека. Прижала руки к стеклу, но ничего не почувствовала. В бессознательных телах омег в резервуарах под Уиндхемом чувствовались проблески жизни. Понимание того, что в ловушке каждого тела, пронзенного трубками, теплится разум, вызывало ужас. Но человек, который сейчас плавал передо мной, представлял собой лишь мешок плоти, без сознания, которое можно разбудить.

— Они не мертвы, — повторила я. — Но от них уже ничего не осталось.

Это были уже не люди, так же, как коряга не была деревом.

Мы оставили их там, в баках. Приторная вонь еще долго преследовала меня по дороге.

Мы миновали наполовину разобранные комнаты и гулкие коридоры, добравшись до южного края секции А, когда снова раздался взрыв. Дудочник прошел в просторную комнату прямо передо мной. Когда я проследовала за ним, у дверного проема меня настигло воспоминание о пламени. Взорвалось так, что у меня закатились глаза. Я отпрянула и наверняка вскрикнула, потому что почувствовала, как Дудочник схватил меня за талию, когда я падала. А потом все закончилось. Не потемнело — просто закончилось. Мир разорвало пламенем, и, прежде чем Дудочник успел опустить меня на пол, я потеряла сознание.